И с  трудом расслышал звонок сотового.

Костя.

- Михаил Андреевич вы…

- Уехал. Пришлю потом за тобой. И до завтрака меня не трогать.

Я отключился чтобы не слушать дальнейшего лепета, и внимательно посмотрел на Настю.

Как ни странно, я не заметил самодовольной улыбки. Что подцепила меня, и что я оказался готов трахать ее всю ночь напролет, в чем только что признался помощнику.

Она вообще никак не отреагировала.

Сидела прямая, как палка, и смотрела в окно. И это никак не вязалось с тем предложением, от которого я не смог отказаться. 

Разве не должна она была продолжить соблазнять? Делать все те вещи, которые так любят делать бляди - облизывать губы, тянуть свою руку к ширинке, трогать себя - или меня?

Но она ничего такого не делала. Её как-будто вообще не волновала вся эта история. Что раздражало, естественно, еще больше. Возникало ощущение, что это она меня подобрала на улице и везла сейчас к себе, чтобы удовлетворить свою похоть. А не наоборот.

Или все это с дальним прицелом? Как она там говорила - окрутить сначала кого-то здесь, а потом перебраться в Москву? И она действительно полагает, что я позволю второй раз обдурить себя?

Впрочем, раздвинуть её ноги и снять, наконец, то напряжение, от которого я так и не смог избавиться самостоятельно, я был согласен. Глупо отказываться. Ну а дальше её ждет сюрприз. Я получу по полной программе, получу все, что Настя могла дать мне - а потом выставлю из своего номера.

Мы продолжали молчать всю дорогу. Ей, похоже, нечего было сказать, мне - тем более.

Отель появился неожиданно быстро. Плюс не такого уж большого города. Я и не сделал попытки помочь Насте выйти - с этим прекрасно справился швейцар. Ему она кивнула и даже улыбнулась. Сука. Я такой улыбки не удостаивался. Похоже, переспать с кем-то ей стало проще, чем улыбнуться.

Я почувствовал, что завожусь. Что из меня лезет мое темное «я» способное к хренам собачьим снести всю гостиницу и этот город.  Что за долбанным консервным ножом она обладает, если вскрывает меня, как жестяную банку, и достает наружу те эмоции, которых не может там быть?

Я же Веринский. «Испанец» с правом на кровавую корриду. Я работаю как полный псих, как чокнутая машина для того чтобы иметь все эти права. И меня не трогают ни простые радости, ни все эти люди, которые мечутся вокруг, ни чувства, которыми так любят кичиться доморощенные позитивисты и романтики.

И с чего я так завелся?

Все что я знал - думал - про Настю - не правда, она как все. А «все» меня не интересовали. Так что это просто еще одна хорошенькая телка, которую так приятно разложить и...

Мы зашли в лифт, устланный роскошным ковром, и она вдруг сняла туфли. И тут же стала совсем маленькой, такой, как я её помнил, такой, которой удобно укладывать подбородок на макушку и обнимать сзади, когда стоишь и смотришь на что-нибудь поистине величественное. Мы ведь и успели съездить только в Барселону, но потом...

А я чуть не взвыл от затопившего меня  непонятного чувства, скрутившего все внутренности. Она это специально?!

Я не знал. Я уже ни хрена не знал.

Настя с наслаждением пошевелила пальцами ног в тонком капроне, а я глаз не мог оторвать от этих пальцев с красными ноготками. Мне захотелось погладить их, облизать, как долбанному фетишисту. Сложить эти ступни себе на колени, обхватить тонкие лодыжки, пробежаться ладонями по стройным ногам туда, где виднеется разрез на платье, а потом еще выше…

Я шумно вздохнул и поднял голову.

И встретился с потемневшим от желания взглядом.

Она хотела меня. И это пьянило посильнее наркотика. Что бы ни происходило между нами я был уверен в одном - и тогда, и сейчас она хотела меня. Не возможно было подделать такой взгляд. Учащенное дыхание. Запах возбужденной женщины.