Но в дальнейшем я этого монстра избегала, подозревая, что он может или укусить, или засосать в неведомый портал.

И делала это не зря. Потому как коричневые потеки смотрелись на нем отвратительно.

На несколько секунд в кабинете повисла гробовая тишина.

Несколько бесконечных секунд, когда я не могла ни пошевелиться, ни поднять взгляд, а в голове проносились жуткие сцены, как на меня сейчас будут орать и увольнять, а я ведь только-только привыкла к новой работе и даже начала более менее справляться со своими обязанностями, и уже мечтала о первой зарплате и о том, на что её потрачу, и почти перестала бояться Веринского, а тут всего один его взгляд, вынесший напрочь мой мозг и чувство самосохранения.

И вдруг раздался смех. И довольно громкий.

Ну, Артем, ну сволочь и…

Я задрала голову, чувствуя, как накатывает злость, и так и замерла, неверяще глядя на Веринского.

Смеялся не Артем. Тот, наоборот, выглядел непонятно разозленным, будто я своим падением как-то задела его персонально. Смеялся мой Великий И Ужасный начальник. Я и улыбки то его не видела никогда, а тут - заливистый, искренний хохот. И лучики морщинок вокруг заблестевших глаз, и загорелая шея, и белоснежные зубы…

Я замерла, как зачарованная, не замечая того, что стою на коленях на полу, а пролившийся кофе не только окончательно впитался в глубокий ворс, но и испачкал мне светло-серую юбку.

И только потом опомнилась.

Чувствуя, как горят уши и щеки, а в глазах появляются непрошенные слезы, принялась собирать все снова на поднос, промакивать белоснежными тканевыми салфетками, извиняться, одергивать юбку, обещать немедленно прислать уборщицу - и все это одновременно. 

Только не увольняй. Только не увольняй…

- Успокойся, - голос Веринского был сух, но в нем проскальзывали нотки удовольствия - я уже научилась различать самые нюансы его поведения и эмоций, будто с каждым днем настраивалась на него, как музыкальный инструмент. Различать, если он вообще хотел показать что-то. - Ничего страшного не произошло. Это всего лишь ковер.

Ага. Всего лишь ковер. И он это мне рассказывает.

Я вздохнула и, постаравшись взять себя в руки, тихонько спросила:

- Вам приготовить еще кофе?

- Приготовь. Уборщицу пока не надо. А ты переоденься - ты ведь держишь запасной костюм здесь?

Посмотрела на него. Так и есть, чуть прищурил глаза, как и каждый раз, когда проверял, насколько хорошо я выполняю свои обязанности.

Запасной комплект одежды у секретаря и помощника был требованием, прописанным в моих должностных обязанностях. Как и то, что я должна была следить за такими комплектами у самого Веринского.

Кивнула и пошла прочь, чуть не споткнувшись об искры неприязни в глазах Артема.

Этому-то что я сделала?!

Я вообще тогда ничего не поняла из этой сцены. Хотя следовало быть внимательней. Намного внимательней. 

Но я тогда ни о чем не думала. Только радовалась, что мне простили косяк. 

Молодая, наивная дурочка.

И, похоже, осталась такой же, раз сижу сейчас, замерев, как кролик перед удавом, и смотрю в эти глаза, прожигающие дырку даже не на моей более чем закрытой одежде, а в груди. Там, где когда-то билось сердце.

Только что с удовольствием съеденное мясо вдруг показалось кирпичом, тянущим утопленника на дно. Я почувствовала тошноту и встала из-за стола. А потом, подхватив сумку и стараясь не бежать - спокойно, будто так и планировала - отправилась в туалет, и там уже ускорилась, заперлась в кабинке, в которой, слава богу, была отдельная раковина, и, дрожа, прислонилась лбом к зеркалу.

Черт.

Как же мерзко.