– Благодарю, законник.

Так, прошло нормально. Работаем. Сделав тринадцать контейнеров, рискнул помочь другу – у него было десять. На обед шли, почти разобрав по четырнадцать.

– Ну, и как тут наш вежливый зомбачок? Кисляй не обижает?

Доходит до сознания с трудом: напротив стоит ухмыляющийся Боров. Взгляд назад – у меня последний, Солдату еще два. Кисляй? А, кличка хмурого.

– Здоровья, законник Боров. Все нормально, благодарю. Позвольте, я закончу свою норму и помогу корешу.

– Давай, давай. Слыхал, как ты за кореша подписывался, путем. Мне ничего не нашел?

Лезу в карман, достаю мятую пачку.

– Сигареты не очень хорошие, законник Боров, сыроваты, поломаны.

– Мля, зомбачок, не гони. Все путем. Давай, ныряй, доделывай, а я постою, чтобы тебя не обижали.

Странно, но сил вроде как чуток прибавилось. Когда добивали последний контейнер Солдата (хорошо – никто не спешит еще пару добавлять), скучающий Боров оживился.

– Срисуй, Зомбак, что бывает с борзыми, которые за базар не отвечают и без мозгов на пари подписываются.

Оп-па. А в ангар, подпихивая дубинками, вводят нашего знакомого. И место ему уже подготовлено – контейнер на боку, пустые коробки ждут. С явным удовольствием, с презрительной и довольной ухмылкой на лице ждет и Боров. Шило затравленно озирается, пытается упираться, что-то говорит. Не помогает.

– Канай, дохлятина, сортировка ждет.

Вот процессия уже рядом.

– Кент! Ставлю жизнь!

– А поможет?

Кент, оказывается, уже стоит рядом с Боровом.

– Чем долг отдашь, Шило? Ты же пустой, – это Боров.

– Крутнусь, найду!

– Ну, и на кого ты ставишь?

– На него!

Черт. Палец ублюдка показывает на Солдата. Тварь уродская! Заслоняю друга спиной. Кент бесстрастно наблюдает.

– Обзовись, дохлятина, – это один из приведших Шило бандюков.

– Зомбак! Я Зомбак, законник.

Шило кривится, хочет что-то сказать.

– Что, Шило, очкуешь?

– Нет, похер, любого урою!

Кент снисходительно кивает, смотрит на меня.

– Кто ставит на Зомбака?

Секунды тишины.

– Я ставлю. И подписываюсь.

Боров.

– Мля, риск – благородное дело. И я ставлю.

Это хмурый Кисляй.

– Принято. Боров, ты подписался, дохляк за тобой. Завтра в это же время.

Боров тянет за рукав. Уходя, оглядываюсь, вижу, как Кисляй перещелкивает последний кругляш растерянному Солдату и выталкивает его в проход. Все, этот день братишка пережил.

Отгороженный угол ангара. Метра три на пять. Толстая стопа картонных листов и рваные тряпки для меня, топчан с подушкой и одеялом, удобный пластиковый стул для надсмотрщика. Они менялись: Боров, Кисляй, двое неизвестных, тоже поддержавших Борова. Вчера я сразу упал на картон – надо спать, набираться сил. Разбудил Ложка. Ужин. Вот это здорово! Он же поднял и утром, с завтраком. Подремав еще, перед обедом начал разминаться, растирать мышцы. Хмуро наблюдавший Кисляй одобрительно хмыкнул, протянул дубинку.

– Мне можно драться дубинкой, законник Кисляй?

– А хули я ее даю? Не тупи, Зомбак.

– Последний вопрос, законник. С чем будет Шило?

– Так же. Боров перетер.

– Благодарю, законник.

Вспоминаю шаги, удары, тычки. М-да, кисти слабоваты. Но зато гибкость хорошая.

Подошли Боров с Ложкой. Обед.

– Здоровья, законник Боров. Здоровья, Ложка. Благодарю за еду, выживу – буду должен.

– Во, мля, Ложка, вежливый зомбачок. Просто жаль, что его Шило уроет. Садись уж, жри, дохлятина.

Да, порция изрядная. И плавает что-то. Мясо?!

– Да, мля, решил тебя перед смертью порадовать, зажмуришься и не попробуешь. Крысятинка, чистая, молоденькая. Сам не каждый день такое хаваю.

Вот так. И никакого отвращения в организме. Нормальное мясцо, типа жестковатой курицы, только дичиной отдает немного.