23. Глава 23

Он плюхается на пол напротив меня, растрепанный и какой-то излишне решительный. Шершнев по-турецки складывает ноги, тянется ко мне и убирает с лица налипшие из-за слез пряди. Проклятые татуировки, словно свет от сварки, обжигают сетчатку, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закрыть глаза.

— Как ты себе представляешь наш диалог?

Нервно сглатываю, наблюдая за лихорадочным блеском изумрудных радужек. Нервное шевеление в животе нарастает, когда Олег склоняет голову набок.

— Один спрашивает все, что его волнует, другой — отвечает, — неуверенно бормочу, прижимая ноги сильнее. — Если хочешь, можешь начать ты.

— Отлично, — Шершнев кивает и, хлопнув в ладоши, подается вперед. — Скажи мне, любимая, хорошо ли тебе со мной?

— Когда ты не ведешь себя, как мудак — да, — облегченно вздыхаю от простого вопроса.

Но тут же лихорадочно улыбаюсь и дергаюсь от черной тени, промелькнувшей в покрытых серой дымкой зрачках.

— Два предыдущих раза, когда мы были вместе, что на счет них? — уголок губ Шершнева вздрагивает, а я недоуменно хмурюсь.

— А что с ними не так? — Шершнев хмыкает, пока я растерянно пожимаю плечами. — Мне казалось, что нам хорошо вместе. Ну, по крайней мере мне точно было хорошо.

— И сей факт не помешал тебе сначала обращаться со мной, как с дерьмом, а после предать. Дважды. Верно?

Морщусь от бьющих по старым обидам слов. Шершневу не нужны ответы. Я не понимаю, чего он хочет добиться, но и не собираюсь упускать шанс.

— Моя очередь, — решительно выпрямляюсь и смело заглядываю в наполненные печалью глаза. — Зачем ты меня обманул? Тогда, с отцом.

— Потому что хотел, чтобы ты стала моей, очевидно же.

Замираю. Шершнев скребет большим пальцем уголок рта и насмешливо приподнимает брови. Сомнение зарождается где-то под ребрами, колет булавками легкие, заставляя ерзать и дышать чаще.

— Что, Лен? Я играю честно. Ты спросила — я ответил.

Не укладывается в голове. Мы не виделись много лет. Проще предположить, что я нужна ему для каких-то махинаций, чем признать сказанное.

Вглядываюсь в застывшие черты. Пытаюсь найти ответы, но тщетно.

Усталость, знакомые синяки и сетки полопавшихся сосудах в его глазах красноречивее любых слов. Он смотрит исподлобья. Без злости и фальши. А уголки его рта стремятся вниз.

Слезы высыхают за считанные секунды.

Неужели после всего он все еще что-то чувствует ко мне?

— Ладно, — с опасением выдавливаю, проходясь взглядом по изогнутым губам. — Но есть же куча других способов, я не понимаю. Почему так? Обманом, шантажом. Ты угрожал мне жизнью отца, Олег.

— Я пригласил тебя на свидание. Ты сказала, что наша случайная встреча и бурное приветствие в туалете клуба — ошибка. Я разозлился и решил тебя слегка проучить.

Осоловело моргаю. Каждый звук — контрастный душ. Разве может укладываться такое противоречие в одном человеке?

— Ты понимаешь, как это жестоко? — от ужаса мои глаза грозятся вылезти из орбит. — Я думала, что он умрет. Ты заставил меня выбрать между своей жизнью и его, Олег.

Выражение Шершнева становится нечитаемым. Он прячется за своей излюбленной маской редкостного козла. Победоносно вздергиваю подбородок.

— Я не верю тебе.

— Ты сделала правильный выбор, — Шершнев отклоняется назад, сжимая колени пальцами. — Мы же уже сошлись на том, что я чудовище, милая.

— Окей, ладно, — хватаюсь руками за лоб и нервно провожу по волосам. — Пусть так. Зачем я тебе, Шершнев?

— Не прикидывайся дурой, Лен, — скрипит белоснежной эмалью Шершнев и дергается, как от пощечины, а лоб прорезают глубокие морщины. — Я порядком устал от цирка. Ты знаешь ответы на все вопросы.