Это сон?

Перед глазами все расплывается. Теряюсь, поскольку не понимаю, что происходит. Возбуждение трепещет в груди, обращается в сотню несчастных мотыльков. Они рвутся наружу, пока сердце больно колотится об ребра.

Или нет?

Протест замирает на кончике языка. Перепады настроения Шершнева мне не по душе. Достаточно моих. Но сейчас это неважно. Если протяну еще минуту, то чертовы мотыльки разорвут меня в клочья.

К черту.

Сама этого хочу.

От долгожданного поцелуя сносит крышу. Несчастные насекомые разлетаются по всему телу, вгрызаются во внутренности, щекочут маленькими крылышками. Мое мягкое прикосновение к его губам сметает его напор. Он врывается в рот, скользит по нутру языком, цепляет мягкую плоть зубами.

— Убедила, — Шершнев отстраняется, и я бесформенной кучей валюсь на диван.

Мотыльков не остается. Они обращаются в пепел, когда долетают до долгожданного огня. Я выжата как лимон. Сердце с волнением сжимается, и я даю себе внутренний подзатыльник.

Нельзя терять голову. Шершневу плевать: на меня, мои чувства и на все мои мысли. Он заботится только о малыше. Иначе бы сразу объяснил, что за черевички я видела в его квартире.

А я…

Просто хочу спать.

— В чем?

Задаю вопрос без надежды на ответ. Смотрю на него из-под опущенных ресниц и вижу, как его грудь часто вздымается.

— В том, что будешь послушной, — дергает головой Шершнев, поправляя волосы. — До вечера, Лен.

Ноутбук, мои вещи и продукты на месяц курьер доставляет после обеда. К тому времени я с трудом продираю глаза. Решаю поваляться еще немного, как только человек в желтой форме исчезает, но раздается новый звонок.

Обмотавшись пледом, с сожалением поднимаюсь с дивана, распахиваю дверь и застываю.

Передо мной пошатывается до боли знакомая высокая фигура. В дорогой, но очень грязной одежде и с заляпанной кровью лицом.

— Помоги мне, — шепчет разбитыми губами.

Не успеваю ничего спросить. Со стоном он сползает вниз по дверному косяку и валится на пол.

11. Глава 11

— Лазарев, ты живой? — склоняюсь над растекшимся бесформенной массой бывшем парнем Кати и тихонько трясу за плечо.

На секунду кажется, что Женя не дышит. Одергиваю руку и в панике верчу головой. Что делать в таких ситуациях?

Звонить в скорую? Шершневу?

Сердце — натянутый барабан. С каждой секундой его дробь становится громче, грозясь разорвать кожаную поверхность.

Он же почему-то приполз сюда.

Хватаюсь за телефон. Он вибрирует в руках, не распознает лицо. Пытаюсь вбить код пароль, но не попадаю по цифрам: то камера включается, то фонарик.

А если это с ним сделал Олег?

Зависаю над сенсором. Перед глазами прыгает прыгает счастливое улыбающееся папино лицо. Даже не могу разобрать время: экран блокировки расплывается.

Слабый стон и следующий за ним громкий кашель сдергивают с места. Взвизгнув, отползаю со скоростью раненого гепарда подальше и вижу, как Лазарев, ухватившись за ребра, садится.

— Ты что здесь делаешь? — спрашивает Лазарев и вопросительно приподнимает разбитую бровь над багровеющим глазом.

— Живой, — выдыхаю и чувствую, как тяжелый груз массой с добрый мешок цемента валится с моих плеч.

— Как видишь, — Лазарев осторожно ощупывает свой нос и морщится. — Черт, опять сломал. Олег где?

— Зачем пришел? — опомнившись, подскакиваю на ноги и с лицом разъяренной фурии перехожу в нападение. — Полз бы сразу в больницу! Там и зашьют, и пришьют и закопают.

— Недолюбливаю врачей, знаешь ли. Спросишь при случае у своей подружки, почему.

Я и так знаю. Сергей, новый Катин мужчина, владелец собственной клиники и какой-то крутой хирург.