- Ты больная? – он орет, будто режут бедного, пересекает зал, а я отхожу до тех пор, пока не упираюсь лопатками в стену. 

У него безумные, почти черные глаза, на руках вздуваются вены. На нас все смотрят, он свернет мне шею при всех?

Замирает Милованов у самого моего носа, не оставляет между нами и нескольких сантиметров. Вижу, как напряжены скулы, ходит челюсть.

- Дура, убьешься же, - шипит негромко.

Дура? 

От возмущения забываю о страхе. Он не выкинет меня в окно при стольких свидетелях, чего мне бояться?

- За собой следи!

Толкаю его, но каменная груда еле двигается. Приходится протиснуться мимо в опасной близости. Богдан пахнет свежестью и влажной кожей, хотя о чем я? Трясу головой и чихаю – так-то лучше. 

Но со следующим свистком в груди разгорается новое пламя. Злость из-за Зои, которая не бережет себя и подбирает все, что подкатывает в клубе, из-за сна с качком, который отбил желание спать в принципе в этой жизни, злость даже на Трофима, так нечестно бросившего меня после стольких клятв о вечной любви, – вся эта злость бросает опять вперед. Я не вижу Богдана, вижу все проблемы, получившие олицетворение. Мчу к противоположным воротам, когда в ноги неожиданно падает мяч. После короткой заминки подхватываю его клюшкой и собираюсь зарядить Милованову прямо в глаз, но не замечаю несущееся в мою сторону тело нашего Горшина – тот на две головы выше и килограмм на двести больше весит. И он, естественно, сбивает меня с ног. На полном ходу. Я падаю и бьюсь головой об пол.

Что дальше происходит, помню плохо, только урывками. Помню почти адскую боль, голоса непонятные. Потом, кажется, невесомость и холод, успокаивающий холод.

Когда я открываю глаза, слышу какие-то разговоры. Слегка стону, двинувшись: мне не больно, но приятного мало.

- Тише-тише, - медсестра забирает холодную грелку с кушетки и помогает сесть. – Болит голова? Сильно?

Но я тут же забываю о боли, когда встречаю взгляд напротив. 

- Ты, - не сдерживаюсь, быстро обрисовав в голове все, что произошло, и то, как я сюда попала. 

Медсестра резко замолкает, протягивает мне стакан воды с таблеткой обезболивающего, рекомендует обратиться к врачу и возвращается за стол. Я встаю, пытаюсь неуклюже залезть в кроссовки, но без рук не выходит. А когда резко наклоняюсь, кружится голова.

Не успеваю моргнуть, как меня поддерживают стальные – не иначе – руки. Чертов Милованов сделан из железа! Он хитро щурится, задирает бровь, а мне хочется напрочь отгрызть его пальцы, которыми сейчас сжимает мою талию.

- Скажи, что ты не лапал меня, пока нес сюда, если хочешь жить.

Ни один мускул на его лице не дрогнет.

- Даже не думал.

- А тупые качки вообще могут думать?

9. Глава 9

Богдан

MATRANG – Руки на руке

Мажорка во сне похожа на ангела. И не скажешь, что в реальности – самая настоящая ведьма. Ну правда же: только рот откроет, и падает все, что могло встать. А оно пыталось, пока нес ее в медпункт. Оказывается, у нее все-таки есть грудь. 

Хорошо, что девчонка не дает забыть, какая она дура: бубнит про качка, вскакивает резко на ноги, шатается, но все равно спешит на выход. Медсестричка еще раз напоминает съездить к врачу и отдохнуть, но я уже хватаю сумку принцессы, за которой успел сгонять, пока та в отключке была, и мчу следом, как истинный слуга, не взирая на то, что с удовольствием еще раз бы ее приложил. Когда она без сознания, с ней меньше проблем.

Ловлю уже на парковке. Шустрая, блин. Сжимаю кулак, который ноющей болью напоминает о встрече с мордой толстяка, что завалил Цыганову на пол. Прячу руку в карман и спешу вперед. Если она срулит из института без меня, охраны и с возможным сотрясением, ее отец точно отбивную из нас всех сделает.