— За спортивные достижения, — пришел черед удивляться Лидии Федоровне на столь глупый вопрос.
— Грамоты не могу, — зевнул я, пятерней расчесывая каштановые пряди и разглядывая свое отражение в смартфоне. Вид ужасный. Помятая морда, мешки под голубыми глазами, щетина и бледная кожа.
— Почему? — вновь удивляется Лидия Федоровна, отрывая меня от созерцания своей красы.
— В школе кому-то кубок выносил, так тот на ногу упал. У меня ручки кривые, нервы ни к черту. Не могу подвести вас. Вы же знаете, я человек ответственный. Душа за родное предприятие болит. Представьте, какой будет позор. Опять же, — для загадочности я понизил тон, а начальница отдела делопроизводства на том конце притихла в ожидании, — у меня дела в субботу. Много. Занят.
Вранье, поскольку ничего, кроме главы в книгу, меня не ждет. Хотя погодите, должна приехать матушка с проверкой. Родственница любит неожиданные визиты. Она свято убеждена, что если меня не навещать строго пару раз в месяц, то я умру от голода, зарасту грязью до потолка. И вообще, полностью беспомощен перед лицом большого страшного мира.
Почему все мамы уверены, что их дети обязательно погибнуть, стоит переселиться на другой конец города?
Дверь с грохотом распахивается, впуская в приемную самку богомола — Стерлядь явилась. Одарив меня самым высокомерным взглядом, Марина буркнула что-то приветственное и двинулась в кабинет, не забыв рявкнуть на пороге:
— Кирилл, кофе!
— Все, Лидия Федоровна, прощайте. Я был красивым, умным мальчиком, но умер на благо человечества, — я зажал трубку между плечом и ухом, горестно вздыхая.
— Ты чего несешь? Перегрелся? — удивилась начальница отдела, ошарашенная моим заявлением.
— Марина Марьяновна пришла, — я добавил голосу больше трагичности, получив в ответ глубокомысленное: «А-а-а».
— Тогда беги. Но девятнадцатого, чтобы ожил и явился. По форме. Костюм черный, обязательно галстук. Мы выдадим косыночки, — строго добавила Лидия Федоровна, затем резко положила трубку.
Я еще несколько секунд сидел в прострации и пытался сообразить, где взять галстук.
Погодите, какие косыночки? Мы в пионервожатые записываемся?
— Идиотизм, — бурчу я, топая к кофемашине.
Пришлось изменить собственному наказу налить воду из бачка унитаза — использовал ту, что предназначалась для растений. Мутно-желтый цвет с белым осадком на дне приятно тревожил душу, пока я ложечкой размешивал четыре ложки соли. А что? Перепутал сахарницу и солонку. С кем не бывает, всю ночь не спал.
Схватив нужную папку, я бросаюсь в кабинет Марьяновны, придерживая блюдце с горячим напитком. Сама Стерлядь сидит, уставившись бессмысленным взглядом в монитор и даже не поднимает головы, стоит мне перешагнуть порог.
— Почта, задания, кофе! — громогласно объявляю я. Да так, что Марина морщится, потирая лоб.
— Тише можно? Зачем так орать… — вяло огрызается стерва.
Выглядит она не лучше меня. Такое ощущение, словно Белоснежка всю ночь с гномами яблочный самогон пила. Кожа и губы белые как снег, волосы черные, глаза красные.
Прямо жалко стало. Почти.
— Тяжелая ночь сильной и независимой женщины? Сорок кошек не давали спать?
Вот кто меня за язык дергает, а?
— Убью я тебя, Ливанский, — засопела Марина, но без огонька.
Она уже потянулась к чашке кофе, когда я осторожно отодвинул оружие массового поражения подальше. Встретив недоуменный взор, уловил в нем понимание. Одна бровь приподнялась, затем усмешка коснулась края полных губ.
Красивая она, эта Стерлядь. Может, не будь я мальчиком на побегушках, а Марина — стервозной начальницей, вышло бы что-то интересное. Только между нами трудовой договор и моя будущая книга. Настоящий любовный роман.