— Спокойно. За мной, — приказал спутник и двинул вперед.

Вдоль берега раздавались чужие голоса. Мануарцы беспрестанно перекликались. Я не понимала ни слова: чужой лающий язык.

Их лагерь был разбит недалеко от берега и, к моему огорчению, не освещен. В царстве мануарцев все отлично видят в темноте. Я недовольно вздохнула, ощущая только бесконечное множество запахов, доносящихся от лагеря. Их там сотни... Крис, похоже, в темноте видел, потому шагал бесшумно. Слишком бесшумно. Мог бы тихонечко пошуметь исключительно ради меня. Я не натыкалась на идущего впереди Змея только от того, что нюхом отслеживала степень его близости. К сожалению, степень близости ям и сучков под ногами нос не ощущал.

— Сучки-палки! — я тихо выругалась, опять провалившись ногой в какую-то траншею.

Худосочный, мерно шагающий впереди, вдруг резко остановился.

— Тихо, — его голос был холоден и безэмоционален. — Ты прикрываешь. Я поджигаю. Без шума.

Последнее он выделил. Я почуяла некий намек и осуждение своего громкого появления за стеной.

— Поняла? — уточнил.

— Угу, — буркнула.

У дохляка явно командные замашки. Это слегка раздражало. Как можно не понимать, что я поднимаю шум не по своей воле?! Больно мне надо шуметь! Я ж не тупая, просто тяжелая и не вижу ничего.

Мысленно ругаясь на непонятливого спутника, я молча следовала за ним. Как назло, казалось, что все имеющиеся на этой земле сухие сучки, бросались именно под мои ноги.

Что ни шаг — то хруст.

Хруст. Хруст. Хруст.

Злосчастные ветки!

Под ногами же Криса не хрустело ничего.

«Да он невесомый что ли?» — я уже мысленно психовала. Лицо пылало. Есть такая примета: если лицо горит, значит тебя кто-то ругает. Это Крис нехорошо обо мне думает, точно он.

В отместку я тоже мысленно ругалась. Пусть и у него горит лицо.

Мы уже подходили, когда лагерь мануарцев задвигался. Это как поползшая насыпь: ты просто чувствуешь, как огромная масса земли неудержимо устремилась вниз. Так и армия перед нами пришла в движение.

«Наступают», — с содроганием поняла.

С таким количеством врага мне не справиться, сколько ярости не концентрируй... Крис резко дернул вперед, я припустила за ним, уже как следует разогнавшись, когда он резко остановился. Я от души наступила партнеру на ногу и тут же зацепилась копьем за что-то сверху. Раздался треск.

— Ш-ш-ш! — прошипел он. Не добавил ничего, но мое лицо запылало сильнее. Ругается. По-любому ругается.

— Угу... — извинительно пробормотала, поспешно убирая ногу и вытаскивая зацепившееся в ткани копье.

Мы оказались в пустой палатке.

Судя по всему, мануарцы опять собирались в атаку на нашу маленькую крепость. Только сейчас я поняла, как же много их и как же мало нас... Сколько голов в гарнизоне? Двадцать четыре. Сколько мануарцев? Сотни...

«Если подожжем лагерь, то сорвем их атаку», — осознала и поняла, что поджечь надо. Во что бы то ни стало: надо!

— Ждать, — очень тихо прошептал Крис, не отрываясь от щели

Я сжала руку на гладкой рукояти своего топора. То, что нужно ждать, я и сама понимала. Поджигать сейчас было рано. Армия должна переправиться через реку и только там обнаружить, что лагерь горит. Тогда у нас будет шанс выжить.

Скорее всего не очень большой...

Несколько десятков минут мы молча стояли по обе стороны от входа, дожидаясь, когда враг уйдет на штурм.

Шум удалялся, удалялся и, наконец, стало почти совсем тихо.

Крис пошевелился, уже собираясь выскользнуть наружу, но я услышала шаги и заволокла его назад, бесцеремонно прихватив за толстую куртку. Слух-то у меня что надо.

«Точно невесомый! Ну, прости, стебелек», — подумала, слушая очень злое шипение. Он махнул на меня рукой, отталкивая, но скоро и сам понял, в чем дело.