Но одного врача будет мало. У нас будет их двое! Моя троюродная сестрёнка и лучший друг Давида — Глеб. Правда, он гинеколог, но врач ведь.

А ещё мы двух зайцев убьём. Хорошие гинекологи на вес золота и должны быть в семье. Подкинем Глебчику пару в виде моей сестрёнки врача.

Алёна

— Вы сюда? — интересуется, вероятнее всего, отец Давида, выйдя из его палаты со звонящим телефоном в руке.

— Нет! — отвечаю, пока он меня с сомнением разглядывает. — Я… я здесь это… хожу, смотрю.

— В отделении травматологии? На сломанные части тел? — уточняет, и ему моя версия не нравится от слова совсем.

— Ну знаете, у беременных свои причуды, — очерчиваю живот с улыбкой и ухожу в сторону медсестры, планируя незаметно узнать состояние Давида и отвести от себя подозрения Есенских.

Но женщина за постом, оглядев меня и заметив синий браслет на моей руке, означающий, что я из отделения гинекологии, даёт мне воды и отсылает обратно, прося успокоиться и не волноваться за мужчину. Всё с ним будет хорошо. Память вернётся скоро. Это нормально при сотрясении. И кормит меня дальше успокаивающими байками.

Только если потеря памяти — это нормально, то попытка его родных воспользоваться его состоянием — совсем ненормально. Он, когда вспомнит, уже на этой врушке будет женат, а рядом будут бегать не наши с ним дети.

Ну уж нет! Я сотню раз такое видела! И на опыте своих близких видела. Да ну в баню! Я за своё счастье сражаться буду.

Аккуратно, незаметно для всех ворую рядом стоящую инвалидную коляску. Присваиваю себе и занимаю на какое-то время.

Дожидаюсь, пока Есенские выйдут из палаты сына, прощаясь с ним. Жду, пока в коридоре не будет свидетелей, и, надев на себя халат и маску, иду в палату к Давиду.

— Опять уколы, — вздыхает он, увидев меня. — У меня уже все ягодицы в дырках. И это только за сегодня, — изображает из себя страдальца.

— Мы на прогулку, — отвечаю ему, с трудом сдерживая слёзы от его бледного вида и скул, которые стали ещё острее. Привезу его к Фиске, буду кормить до отвала, пока прежнюю форму себе не вернёт. Страшно смотреть на него.

— Правда? — улыбка на его губах возникает. — Слава богу! Нормальная больница. Я думал, меня здесь будут до конца лечения держать, как тепличный цветок, а оно вот как. Хорошо! Мне нравится.

— Ну так Кудиновым принадлежит, — пожимаю плечами и думаю, как его на коляску перетащить. Поднимать тяжёлое мне нельзя. Глеб потом убьёт. — А вы не могли бы сами на коляску как-то? Я в положении, — указываю на живот.

— Конечно. Поближе только подставь, — отзывается он, и мне даже смешно становится.

А если бы его не я похитить решила? Он бы так просто в руки похитителей сдался? Помогал бы им? Ой, дурак доверчивый! Но джентльмен, как всегда. Даже через боль помогает девушкам.

Аккуратно и неторопливо он размещается на коляске, а я перед ним, надевая на ноги тапочки. Что именно у него, не знаю. Гипса нигде нет. И лишь на голове бинт и на колене одном.

— Надо позвонить Глебу, — объявляю и встаю на ноги, принявшись рыться в телефонной записной книжке.

— Какому Глебу?

— Кудинову.

— Зачем?

— Ну… разрешения спросить, — хмыкаю, подмигнув Давиду.

— У гинеколога? — с сомнением уточняет. И я ещё больше убеждаюсь, что видела Есенского-старшего в коридоре. У него такие же вопросы были и выражение лица. Точь-в-точь.

— Ну… как бы… Мне надо позвонить! — решительно заявляю и в сторону отхожу, чтобы он ничего не услышал. Благо номер ведущего мою беременность врача у меня есть.

— Да, — отвечает Кудинов.

— Я у Давида, — оглядываюсь на Есенского и перехожу на шёпот, пока тот пытается штаны на себе поправить. — И я его похищаю из больницы…