Расхаживаю по комнате, обхватив себя руками.

   Прямо сейчас я ничего не изменю, а Динар пока самый безопасный из всех вариантов. Ведь во мне наш ребенок, и я должна его спасти!

   А дальше…

   Я верю, что Бадрид выжил. Верю, несмотря ни на что!

   Он обязательно найдет меня!

   Но надо продумать и другие варианты.

   Действительно всерьез заняться переводами. Набирать себе еще работу, помимо той, что дает Динар. Дать объявление в интернете. Работать дистанционно. Подготовить себе пути отступления. Узнать, как Динар сделал мне документы, чтобы в случае необходимости снова изменить имя и скрыться даже от него!

Стук в дверь выводит меня из нервного состояния.

   Я совсем забыла про ужин и теперь с неподдельным изумлением смотрю на Динара, который вкатывает в комнату поднос с едой.

   Никогда не видела, чтобы мужчина готовил. В сущности, даже мы с сестрой этим не занимались у нас дома!

   – Все наши трудности в жизни временные, Мари. Ты должна есть. Поддерживать себя в форме. Высыпаться. Каждому из нас нужны силы. Только тогда мы сможем пройти то, что нам суждено.

   – Спасибо, Динар.

   Обхватываю руками плечи.

   – Спасибо тебе. За все. Прости, но я очень хочу сейчас побыть одна.

   Он молча кивает. Выходит, прикрывая за собой дверь, а мне снова становится стыдно за свои недавние мысли и подозрения.

   И за то, что это было, наверное, грубо.

   Я могла бы хотя бы приготовить ужин. Хотя бы что-то сделать в благодарность за все, что делает для меня Динар.

   Но сердце осталось там. Перед глазами до сих пор Бадрид. Каким я оставила его на той постели.

   Я стараюсь отвлечься работой. Стараюсь просто не сорваться и не сойти с ума.

   Но это почти невозможно!

   Тут же хватаю пульт от огромной плазмы.

   Украдкой от Динара я пыталась найти в интернете хоть что-то о тех событиях. Но всю информацию кто-то явно умело зачищает. Багировы не любят быть на виду, особенно в своей слабости!

   – Всех уже обнаружили за эти три дня, – журналист дрожит рядом с огромной мрачной фигурой отца Бадрида.

   – Всех, кроме вашего сына. От многих, как и от него, увы, остались только фрагменты тел. Останки будут захоронены завтра. Вы не считаете, что пора достойно и вашего сына провести в последний путь?

   Съемка снова на пепелище.

   И сердце разрывается на части.

   От дома, который я считала своим, остались одни обломки.

   – Завалы еще не расчищены. Дом был огромным, – мрачно цедит старший Багиров сквозь сжатые челюсти.

   – Неужели вы правда думаете, что есть шанс пробыть три дня под грудой камня в несколько человеческих ростов и остаться в живых? Он уже подал бы голос. Призвал бы на помощь, если бы это было так. Как те, кого удалось вытащить.

   – Мой сын жив, пока не нашли тело, – Багиров поднимает наконец глаза.

   В его лице нет скорби. Одна чистая концентрированная ярость.

   И кулаки постоянно сжимаются…

   Камера снова показывает ту груду смерти, которая осталась от дома.

   А у меня внутри все обрывается. Так сильно, что скручивает физическая боль. Перед глазами темнеет.

   Я верила. Верила! Специально отвлекалась все это время!

   Но что-то внутри меня точно знало, что Бадрид выжил!

   А теперь…

   Этот журналист прав.

   Разве под такой грудой можно выжить?

   Меня разрывает на куски, а из самого нутра сам по себе рвется дикий вопль.

   Вопль, который я всеми силами сдерживала все это время.

   – Неееееееет!

   Он сам по себе взрывается криком.

   Даже глаза словно лопают, а поднос с грохотом переворачивается на пол.

   И я лечу вслед за ним.