Успевая рефлекторно прикрыть разрывающийся болью живот руками. Хватаюсь за воздух, отчаянно думая лишь о малыше.

   Но перед глазами темно, и мои руки ловят лишь пустоту.

   Нет. Нет, неееет. Неееееет!

   Разрывается в мозгу теперь уже немой вопль.

   – Мари!

   Сквозь дурман чувствую, как меня подхватывают крепкие руки.

   Сама не замечаю, как судорожно впиваюсь в рубашку пальцами.

   – Мари! Тебе плохо?  Что, Мари?!

   Но меня трясет. Все, что я могу, только биться в его руках и заливать его рубашку, а после и постель, на которую меня укладывает Динар, наконец-то прорвавшимися слезами!

   – Тихо. Тихо, – он гладит мои волосы пальцами, как ребенку.

   Еще крепче прижимает к своей груди.

   – Ну, что ты там услышала? Ты выдохнуть должна, Мари. Твой палач и мучитель мертв. Из-под таких завалов он выбраться не мог. А выжить под ними не смог бы даже сам Господь Бог! Тем более, наверняка покалеченный! Успокойся, Мари. Все позади. Все в прошлом. А от их семьи я тебя защищу.

   – Нееееет! – уже почти вою.

   Слишком долго все сдерживалось. Слишком долго я заталкивала все это внутрь, пытаясь держаться и держать лицо.

   – Ты не понимаешь! Ничего не понимаешь! Он не был мне палачом! Я… Я его люблю! Больше жизни люблю, понимаешь!??? Он был всем моим смыслом! А теперь…

   Спазм выкручивает мне все внутренности.

   Резко вырываюсь их рук Динара и лечу в уборную.

   Успеваю только захлопнуть дверь, падая перед унитазом на колени.

   Меня выворачивает.

   Рвет так, что не могу остановиться.

   И трясет. Трясет от этих выделений и от слез, которым нет конца!

   Теперь я ору. Реву в голос.

   Почти разбиваю пальцы об унитаз, с силой лупя по нему в дикой горячке.

   Теперь плевать. Плевать на то, кто что подумает.

   Мне плохо. Мне просто убийственно, смертельно плохо без него!

   Так и остаюсь сидеть на кафеле, когда рвотный спазм заканчивается. Ощущение, будто я оставила там половину собственных внутренностей!

   А слезы так и хлещут прямо на пол. Мне под ноги.

   – Ничего, – шепчу сама себе дрожащими губами. – Еще не конец.

   Его отец прав. Каким бы чудовищем бы он ни был!

   Раз не нашли тела, Бадрид жив. Жив! И точка!

   И я не могу думать иначе. Не могу! Потому что тогда предам и себя , и его!

   Успокаиваюсь, долго держа голову под ледяной водой.

   Шатаясь, толкаю дверь из уборной.

   Очень надеюсь, что Динар все-таки ушел и не слышал всего этого.

   Но нет.

   Едва выйдя, наталкиваюсь на него у двери.

   Растрепанный. С рубашкой, на которой оторвались пуговицы. Весь взъерошенный. А глаза бешено проносятся по мне снизу вверх и обратно.

   – Я думал, ты хотела сбежать именно от него, – Динар тяжело дышит. И смотрит на меня так, словно во мне пять метров роста или на лбу светится третий глаз. Пораженно, это очень еще слабо сказано.

   – Я люблю его, Динар, – выдыхаю уже практически без сил.

   – Это уже неважно. Ты, похоже, и правда ждешь ребенка, Мари.

   Прижимаю руку к губам.

   Нет. Никто не должен знать! Это моя тайна! Моя и ЕГО!

   – Завтра я договорюсь по поводу осмотра и анализов. Не спорь, Мари. Это важно и не обсуждается. И не бойся. У меня есть проверенные врачи, которые сохранят все в тайне. А сейчас отдыхай. Тебе нужно набраться сил.

   – Это нервное. Просто нервное. Я слишком многое пережила. Такая реакция организма. У меня так с детства бывает.

   – Вот и проверим. Если понадобиться, подлечим тебе нервы. Доброй ночи.

   Он не желает больше слушать. И не желает верить. Просто выходит, чуть громче положенного хлопнув дверью.