— Да? Здесь как-то душно.

— Тогда доедайте свой десерт и пешком прогуляемся до медицинского центра, он расположен тут неподалеку.  

— Все нормально, - торопливо доедаю кусок шоколадного торта, запиваю чаем.

Когда я собираюсь встать из-за стола, мужчина уже оказывается около меня и протягивает руку. Я нерешительно за нее берусь и чувствую, как в ладони начинает покалывать. Задерживаю дыхание и встречаюсь с карими глазами.  Судя по расширившимся зрачкам темных глаз, странное ощущение испытываю не только я, но и Тимур Ринатович.

— Пойдемте. - Он поспешно отводит глаза в сторону, а я отпускаю его руку.

Доброжелательные улыбки персонала в медицинском центре создают впечатление, что они рады тебя видеть. Здесь нет сумасшедших очередей из беременных женщин и просто женщин, пришедших на прием. Нет хмурых врачей, которые проходят мимо, ни разу не взглянув на ожидающих под дверью пациентов. В этом центре тебя радостно приветствуют, едва ты  перешагиваешь порог.  

Тимур Ринатович подходит к администратору, стоящей за стойкой, как только убеждается, что я удобно устраиваюсь на диванчике. Его забота подкупает, не на шутку трогает и пробуждает забытое ощущение быть для кого-то важной. Он относится ко мне, как к женщине своего ребенка, не просто как к инкубатору, который вынашивает его наследника.

— Карина, нам нужно к двадцатому кабинету. - Тимур Ринатович опять протягивает мне руку, опять возникает это странное покалывание в ладони, мы опять отводим глаза друг от друга.

На прием мы заходим вместе. Приходится скрыть свое удивление, напомнить себе, что мужчина, который взял на себя обязательства жены, имеет право быть в курсе моего здоровья, здоровья ребенка, и вообще, просто быть рядом. Так рядом, что я кожей чувствую его присутствие.

Врач, строгая пожилая женщина, задает стандартные вопросы. Взвешивает меня на весах, цокает языком, увидев вес. Я с улыбкой сообщаю ей, что перед приемом плотно поела.  Давление у меня, как у космонавта, можно спокойно отправляться в полет. Эта шутка заставляет улыбнуться мужчину, сидящего рядом со мной. Я тоже улыбаюсь, забывая, что мы находимся на приеме, а не в кафе.

Потом мы вместе проходим в соседний кабинет, где я ложусь на кушетку и задираю до груди футболку. Мне хочется расслабиться, но присутствие Тимура Ринатовича заставляет меня нервничать. Когда на живот выдавливают гель и прикладывают датчик, поворачиваю голову в сторону экрана УЗИ.

Привычное волнение охватывает меня изнутри, малыш тоже просыпается. До этого времени он подозрительно тихо себя вел. Ровный голос врача называет параметры ребенка, сообщает, что все соответствует графику развития. Для неискушенного взгляда сложно понять, где ручки, где ножки, где голова, но я уже научилась различать на черно-белом экране, где что находится. И разглядывая пальчики малыша, чувствую, как на моих губах застывает нежная улыбка. Мне не позволено любить этого ребенка, но для меня он не чужой, пусть и не родной.

Когда врач включает динамик, чтобы послушать сердцебиение малыша, я обращаюсь взглядом к Тимуру Ринатовичу. Он сидит на стуле рядом с кушеткой и внимательно смотрит на монитор, наверное, пытается разгадать, что сейчас там показывают. Вид у него сосредоточенный, взгляд внимательный. Услышав сердцебиение, застывает, выглядит растерянным и дезориентированным, как после контузии. В это мгновение мне хочется взять его за руку и сжать, поддержать улыбкой и мысленно сказать, что все в порядке. Естественно, ничего подобного я не делаю.