У-у гадёныш!..
Дать бы хорошенько между глаз, чтобы искры из тех посыпались.
- Что тебе надо? Пришёл позлорадствовать?
- Кать, ты многого не понимаешь и не знаешь. Я пришёл, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. До сего момента мне приходилось играть роль. Это всё сложно объяснить, а поверить ещё тяжелее, понимаю, но так нужно было, чтобы защитить тебя. Нас. Катюш, я вляпался в крупные неприятности, поэтому мне пришлось сделать то, что они сказали. Думаю, это месть Кирьянова. Неуверен, но кажется, что всё так. Катенька, родная! Что с тобой сделали? У тебя кровь!
Хмурюсь, глядя на человека, ещё недавно смеявшегося мне в глаза. Быстро же он переобулся. Только мне слабо верится, что изменился. Говорит, играл тогда? Почему мне кажется, что играет он как раз сейчас? Не сильно искренним выглядит Паша. Да и вообще не видела бы его совсем. Пусть проваливает.
- Я не хочу с тобой разговаривать. Не корчи из себя заботливого мужа. Я видела, как ты извивался на той бабе, а потом… Ничего лучше не нашёл, чтобы посадить меня? А теперь отмыться хочешь? Ты или крестик сними, родной, или трусы надень, а то не сочетается как-то твоя ангельская сущность с дьявольской личиной.
Приближаюсь к двери, тарабаню в неё и говорю, что хочу выйти.
- Катя, ты не понимаешь! Я должен был всё это сделать! У нас не так много времени. Прошу тебя, доверься мне! Поставь необходимые подписи в бумагах, и я вытащу тебя в ближайшее время.
А-а! Вон в чём дело?!
Ну, теперь мне хотя бы понятно, что заставило муженька резко сменить траекторию движения. Он попросту хочет получить проклятые подписи. Сейчас, ага!.. Бегу, распинаюсь.
- В тебе нет совсем ничего святого, - отрицательно мотаю головой я. – Не поставила никакие подписи до этого, а теперь тем более не поставлю, Золоторев!
- Кать, да ты не понимаешь совсем! Если ты этого не сделаешь, они доберутся до тебя! Они не только меня в покое не оставят. Как только я улажу все вопросы, я добьюсь твоего освобождения! Доверься мне, Кать! Молю тебя. Я всё подробно объясню потом!
Паша хватает за руку, но его прикосновения не приносят ничего, кроме сильнейшего отвращения. Меня воротит от таких, казалось бы, невинных касаний. Тошнит.
Вырываю руку и зло зыркаю на муженька.
- Не смей трогать меня! И если уж появился тут… не знаю, сообщили ли тебе, но ты не только жену посадил за решётку, Золоторев, но и своего ребёнка, не успевшего даже родиться. Но мы справимся без тебя, так и знай. И моё последнее слово на суде не забывай – я вернусь, чтобы отомстить тебе!
Мужчина бледнеет.
В его взгляде вспыхивает сильнейшая боль.
Шах и мат, Золоторев?
Почувствуй хоть толику того, что испытала я, когда на запястьях сомкнулись металлические браслеты, потому что я тебя ненавижу так же сильно, как любила когда-то.
Уж не знаю, не зря ли я сказала ему эти слова. Наверное, не следовало предупреждать мужчину о том, что он станет отцом? И всё-таки слово не воробей. Поймать его уже не получится.
Тарабаню в дверь и требую выпустить меня. Надзирательница с недоумением смотрит на пытающегося остановить меня Павла, а я срываюсь и бегу в камеру. Даже если накажут, что одна пошла – плевать, только бы не находиться дольше с этой наглой рожей, посмевшей что-то просить от меня. Подписи ему нужно поставить!.. Он мне не дал шанса прийти к этому тогда, ведь до суда я ещё могла это сделать, но не теперь.
Слёзы застилают глаза, но я понимаю, что это мои последние слёзы по этому человеку.
Просто как-то разом нахлынули воспоминания, а теперь я отпускаю их.