[3] Хёвдинг (höfðingʀ или hofðing) — вождь у германских и скандинавских народов. Он избирался, и титул хевдинга не наследовался.

[4] Воины из дружины конунга (ярла).

4. Глава третья

Пленницы испуганно озирались и при виде незнакомых мужчин норовили спрятаться одна за другую. Эйвинд оглядел их и спросил по-словенски, стараясь правильно выговаривать слова на чужом языке:

— Которая из вас ведунья?

— Я, — отозвалась Любомира, бесстрашно взглянув на конунга. Он увидел, что глаза у нее похожи на северное море — такие же темно-серые и такие же яростные.

— Люди на острове зовут меня Эйвиндом конунгом, — спо­кой­но ска­зал он. — Как мне называть тебя?

— В доме, который сожгли твои воины, меня звали Любомирой, — ответила она.

— Хаук! — позвал вождь. И, показав на ларец, который принес расторопный воин, спросил у пленницы: — Это твое?

Девушка бросила мгновенный взгляд на Асбьерна и молча кивнула.

— Если так, — сказал конунг, — покажи нам ключ от него и расскажи, что за травы хранятся в ларце.

— А ты, вождь, в травах разбираешься или на слово поверишь? — спросила она, не поднимая глаз. Кто-то из девушек за спиной Любомиры тихо ахнул. Асбьерн усмехнулся: он-то успел узнать нрав словенской ведуньи, пока она залечивала его раны.

— Я верю, что настоящие ведуны не причиняют вреда без надобности, — словно не услышав дерзких слов, проговорил Эйвинд. — А в моей смерти тебе надобности нет.

Любомира молча сняла с шеи крепкий шнурок с маленьким медным ключом, подошла к Хауку, державшему ларец, привычным движением продела дужку в петли, замкнула замок и повернула ключ. Потом отступила назад и вздохнула:

— Обо всех зельях тебе рассказать, или хватит того, что там хранятся ядовитые травы, несущие смерть неосторожному, но в умелых руках помогающие победить хворь?

Вождь переглянулся с побратимом и хёвдингами, а потом спросил:

— Что ты умеешь, словенка? Я говорю не о том, ловка ли ты у печи и тонка ли твоя пряжа. Насколько ты хороша как целительница?

— Спроси у своего воеводы. — Любомира посмотрела на Асбьерна. — Лучше всяких слов о моем даре расскажут тебе его шрамы. Хо­тя по­рой я жалею, что не могу залечивать раны без следа.

— И правда, жаль, — негромко рассмеялся Эйвинд. Лоб и левую бровь вождя пересекал глубокий шрам — нашелся целитель, постарался, чтобы след от раны остался ровный и не испортил красивое лицо. Вряд ли сама Любомира сумела бы сделать лучше.

— Она многое может, — торопливо проговорила Весна, испугавшись, что вождь северян не поверит подруге. — Бывало, лечила и воинов, и стариков, и детей. Даже хворую скотину ставила на ноги. Все мы шли к ней за помощью.

Любомира молчала.

— Почему на тебе мужская одежда? — полюбопытствовал конунг. Девушка смущенно оглядела себя, неловко повела плечами:

— Когда прибежали девчонки, я в лес собиралась, за травами. Так ходить сподручнее.

— На твоем месте, Ормульв, я бы отпустил пленницу, — после недолгих размышлений проговорил Эйвинд на языке северян. — Если она получит свободу и по своей воле станет помогать нашим людям, то и пользы принесет больше и тебе уважения добавит. Что скажешь?

— Она и так будет делать все, что велено, — хмуро отозвался рыжебородый хёвдинг.

— С такой совладать непросто, — заметил Асбьерн. — Недаром у словен говорят, что и один человек может привести коня к водопою, но даже целая дружина не заставит его пить. Как бы потом не пришлось зашивать тебе другую щеку, Гуннарссон.

— И не таких уламывали, — сердито ответил Ормульв, чувствуя, как кровь опять приливает к лицу. — Вот увидишь.