Йорунн нравились его песни. Она тоже умела басни слагать, только не страшные — про лесных зверей да про добрых людей. Так, разве что малышню позабавить.
.
Однажды ближе к вечеру Смэйни вернулась в дом сама не своя. Все головой качала да шептала что-то себе под нос, баюкая маленькую Эсси.
— Что случилось, матушка? — спросила Йорунн.
— Глупость я сделала, милая, — ответила старуха. — Хотела как лучше, а вышло хуже некуда.
Оказалось, шла Смэйни по двору с девочкой на руках и увидела неподалеку Ормульва с его хирдманнами. Захотелось ей порадовать хёвдинга, показать, какая красавица у него подрастает, на отца похожая. Подошла, заговорила, дитя показала, а он как пес на нее набросился: грубо облаял и велел убираться прочь.
— Вот зачем я, непутевая, к нему сунулась? Никакого дела ему до дочери единокровной нет!
И тут снаружи послышался голос Ормульва. Он искал Смэйни.
— Ох… Неужто одумался? — обрадовалась та, взяла девочку на руки и вышла из дома. А Йорунн пересела ближе к двери, прислушалась.
— Что же ты, безмозглая немочь, творишь? — сквозь зубы проговорил Ормульв. — Хочешь, чтобы люди смеялись надо мной? И без того ходят слухи, будто Гуннарссон дал жизнь никчемной калеке!
— Пустое болтают! — испуганно пролепетала Смэйни. — Йорунн исцелила ее…
— Йорунн! — зло рассмеялся хёвдинг. — Это она подсказала, как опозорить меня перед всеми? Отвечай!
— Нет, она ничего… она дочь твою…
— Нет у меня дочери! — прорычал он. — Я не брал ее на руки и не давал ей имени! Таких, как она, бесполезных, сбрасывают со скалы или оставляют в лесу! Может, еще не поздно…
Старуха вскрикнула, метнулась в дом. Наткнувшись на Йорунн, спешно передала ей девочку: сохрани! А сама встала в дверях, не пуская дальше разъяренного Ормульва:
— Не тронь дитя безвинное!
Ормульв оттолкнул ее — Смэйни не удержалась, упала и не смогла подняться. По сморщенным щекам покатились слезы. Хёвдинг уже хотел было сунуться внутрь, но тут чьи-то сильные руки вцепились ему в рубаху, рванули назад. Он обернулся и увидел Эйвинда. Конунг ничего говорить не стал, просто размахнулся и крепко ударил Ормульва по лицу. Тот пошатнулся, ошалело завращал глазами. Второй удар свалил его наземь. Эйвинд подошел, схватил его за волосы, подтянул к себе и что-то негромко сказал ему на ухо. Йорунн показалось, будто прозвучало ее имя.
— Не смей поднимать руку на женщину, которая вырастила твоего вождя, — уже громче добавил конунг.
Смэйни подползла к нему, обхватила его ноги:
— Пощади неразумного! Не убивай!
Эйвинд отпустил Ормульва, брезгливо вытер ладонь о штаны. Бережно поднял с земли старую няньку, потом перевел взгляд на Йорунн, стоящую на пороге и прижимающую к себе рыжеволосую девочку. Суровые глаза потеплели:
— Сделай для Смэйни мятный отвар, ведунья, — попросил он.
И ушел, потирая разбитую руку.
Девушка отнесла Эсси в дом, усадила ее в корзину, потом помогла старушке раздеться и лечь на лавку. Нужно было принести воды, и Йорунн, схватив ковш, выбежала за дверь, но остановилась, увидев Ормульва. Хёвдинг все еще сидел на земле, ощупывал покрасневшую, распухающую скулу и не мог произнести ни слова, только сердито мычал.
Молодая ведунья подошла ближе. Молча наклонилась, резким движением вправила ему челюсть, а потом спокойно проговорила:
— Не нужна дочь — откажись прилюдно. Не пропадет.
И пошла дальше по своим делам.
Потом она еще долго гадала, как так получилось, что конунг оказался поблизости. Спросила вездесущего Сакси. Тот рассказал:
— Эйвинд стоял со старшими во дворе, когда заметил Ормульва, идущего к дому Хравна, и увидел, что лицо хёвдинга красное от злости. Вождь решил, что он хочет обидеть тебя, и пошел следом.