— Привет… Влад!

      — Мефисто!

      Влад смог заговорить. Он увидел своего врага стоящим на крыше разрушенного здание. Одной ногой он небрежно попирал гору трупов, другой уперся в крошащийся бетон. На согнутом колене висел мешком Андрей, давящийся собственный кровью, — вокруг все было залито алым — или это у Влада опять помутилось в глазах? Рука проклятого четвертого Князя Белого Дьявола по локоть ушла в грудь отца, как, бывало, дети запихивают ладони в ил, чтобы выудить оттуда горсть сокровищ, вроде камушков или ракушек. Андрюха попытался что-то сказать и потянулся к Владу, и в этот момент Мефисто резким жестом выдернул руку с бьющимся и трепещущим сердцем Стража. Ладонь отца упала, словно срезанный серпом стебель, взгляд остановился и остекленел. Мефисто скинул безжизненное тело вниз, к ногам Влада, который так и остался стоять столбом, по-прежнему не в силах двинуться.

      — Ты хочешь узнать это свое пророчество, Влад? Изволь, я поведаю его тебе, — Мефисто легко спрыгнул с крыши дома и не спеша подошел к Владу. — Ты придешь в клан, и я уничтожу тебя. Эта сцена — Кровавый Бал, на котором тебе придется протанцевать до последней секунды, выпить все ощущения до последней капли, пока не покажется дно!

***

      — Первый готов!

      Экзекутор подошел к Владу и небрежно похлопал его по щекам, пощупал пульс на шее. Этот кончился — было понятно. Палач был опытен, он провел сотни идеальных казней и дело свое знал в совершенстве. Говорят, в доистории при повешении должен был присутствовать врач, чтобы засвидетельствовать смерть. Ему это было не нужно. Сам врач — сам и палач. Экзекутор осклабился. Этот уже был дохлятиной. Второй паренек еще держался, но его лицо посинело от недостатка кислорода — до конца оставалось недолго. Палач повернулся к жадно взирающим на почти завершившееся действо начальникам церкви. Им никогда не было много. Бог справедлив, но жесток. Исполнителю церковной воли нравилось думать, что в момент казни он приближается к небесам. Уничтожать безбожников — не грех, а он — божье орудие. Так говорил Белый, а Святой этот тезис всегда подтверждал, благословляя его на праведное дело.

      — Что, снимать? — Он внезапно почувствовал, что в его голову кто-то вцепился сзади и сжал ее так сильно, что возникло ощущение, что череп вот-вот треснет как гнилой орех. Он не может умереть — божье орудие бессмертно! Экзекутор попытался это сказать, призвать на помощь церковников, но все, что сорвалось с его губ, было тоненькое, как скулеж девчонки «Отпусти меня!»

      Его собрат впал в ступор — он всегда был слаб. Краем глаза экзекутор заметил, как тот задрожал и попятился назад, семеня как разъевшаяся псина. Глаза застилала муть, мысли путались. Было ясно что кто-то пытался казнить его самого — вот только кто? Неужели никто не поможет? Незаменимых нет — он всегда это знал, но все же он человек. Человеку свойственно грешить — и теперь, похоже, настал час расплаты. И все же платить не хотелось.Но он ничего не решал — он всего-то лишь приводил приговор в исполнение. А это не в счет. Это… несправедливо…

***

      — Помогите! — Взвыл палач держась за голову.

      — Что с этим человеком? — завопил, дрогнув от увиденного, Александр. — Он был мертв, а теперь восстал!

      Позади вопящего, нелепо терпыхающегося, как бабочка на булавке, палача, висел Влад, который порвал веревки стягивающие кисти, словно это были гнилые нитки и, обхватив ладонями голову неудачливого исполнителя божьей воли, сжимал ее изо всех сил.