Я вскакиваю, мечусь по комнате, как безумная. Боль рвет меня изнури, хочется кричать. И пузырек в ладони с каждой секундой кажется все заманчивее. Что я? Кому я теперь нужна? Королева пустоты во вдовьем платье.

А потом мое безумие, словно волна, накатывает на протяжный, полный злой агонии вой. Он прошибает меня сквозь голову, проходит через все тело и пришпиливает к полу. Звенящее безмолвие в ответ заставляет меня думать, что все это было лишь плодом моего воспаленного воображения. Это просто… ветер резвится в разбитой башне.

Но новая порция воя не оставляет камня на камне от этой попытки самообмана.

Я беру свечу, потихоньку вхожу в коридор, прислушиваюсь. В замке темно и тихо. Все как будто умерли. Даже странно, что на этот вой не сбежались все домочадцы, хотя он отчетливо доносится откуда-то сверху. Звук повторяется снова и снова, теперь почти без остановки и он полон агонии. Собственные страдания кажутся сущей ерундой. Неужели мой муж решил устроить еще и показательную пытку? На ум приходит старая сказка, в которой колдун, чтобы творить добро ночью, убивал людей по ночам, черпая из их жизней свою силу. Возможно, и Раслеру нужно испачкаться в крови, чтобы потом предаваться любви со своей тенью-убийцей?

И все же что-то манит меня идти на этот зов. Я почти не осознаю, как поднимаюсь по ступеням, и лишь редкие капли расплавленного воска, падая мне на пальцы, отрезвляю. Ненадолго, лишь для того, чтобы я сделала пару глотков реальности, не заблудилась в собственном болезненном любопытстве.

Выше и выше, пока от крика не закладывает уши.

Поворот. Короткий коридор ведет меня в зал, наполненный лунным светом, рассеянным через решетки. У стены я вижу неясную тень: руки, ноги. Короткие темные волосы и сверкающие, словно аметисты, сиреневые глаза выдают в нем нового Короля севера. Раслер обхватывает себя за голову, прижимается затылком к стене – и громко, как раненный волк, скулит. Воздух здесь наполнен пряной горечью страдания. Я отмахиваюсь от него, иду дальше – и замираю, когда Раслер, наконец, замечает мое присутствие.

Его лицо в этот момент – сосредоточение страдания и безумства. Что-то в его голове не дает покоя, потому что он продолжает остервенело сжимать ладонями виски. Он тяжело дышит, скалится в немой мольбе. Что-то в его лихорадочном взгляде словно кричит и молит: «Пожалуйста, Мьёль, не подходи».

Но я не могу стоят и смотреть, как он мучается. Мне нужна его боль, чтобы утопить в ней свою. Мне плевать, что я его ненавижу, потому что в эту секунду он единственное живое существо, с кем мне хочется быть. Потому что мы едины в нашем безумном страдании.

Я подхожу к нему, сажусь на пол. Плевать, что холодно. Я дую на свечу, и дурманящая дымка берет нас с Раслером в кольцо словно в клетку. Он пытается отодвинутся, пытается сдерживаться, чтобы не кричать, кусает губы до крови. Кажется, он готов убить меня, если я сделаю еще хоть движение в его сторону.

Но я делаю. Обхватываю его ладони своими и шепчу, как безумная:

— Раслер, это я. Пожалуйста, посмотри на меня. Я здесь, Раслер.

Он с трудом, но сосредотачивается на моем голосе, и уже не я, а мой безумный король ловит меня в силки своих глаз. Он так невозмутим днем, отрешен от всего живого. А сейчас я вижу брешь в его защите и мне начинает казаться, что под этой оболочкой прячется ранимая душа. Душа, которую кто-то разорвал в клочья. Или рвет до сих пор?

— Нет, - он пытается отстраниться, когда я хочу прижаться к нему, разделить свое тепло, ведь он такой холодный. – Пожалуйста, Мьёль…