Вирм делает резкий выпад вперед, раскрывает пасть.

Я слышу громкий вскрик сотен голосов где-то за спиной. Должно быть, на представление сбежались все, до последнего поваренка. Пусть смотрят. Как бы ни пафосно это звучало, но демонстрация силы должна прекратить их бессмысленные попытки сопротивляться. Лучше так, чем еще одна казнь и свежий пепел на снегу.

Я подтягиваю к себе невидимую нить, сплетаю из нее лассо. Движения четкие, слаженные. Ошибаться нельзя. Тугая, почти невидимая плеть обвивается вокруг пасти вирма. Я дергаю, затягиваю петлю туже. Он брыкается, еще немного – и потянет меня следом. Шаг в Грезы – и темнота ласково обнимает меня. «Ты вернулся, вернулся…» - шепчет Поток. Отмахиваюсь, иду дальше – и выныриваю. Ледяной глаз вирма смотрит на меня с алчной злобой. Он знает, что проиграл, но он слишком большой и грозный, он должен сопротивляться, хоть петля причиняет ему нестерпимую боль. В том месте, где теургия касается чешуи, пролегли глубокие рытвины, треснула вековая броня, хлещет кровь. Ее горячий запах пьянит, я вдыхаю – и смеюсь.

Я безумец. Полный псих, как сказал бы мой брат Рунн.

Теургия резвится в ладони, тугими кольцами обвивает руку, тянет вперед. Кладу пальцы на вирма – и мысли взрываются от его агонии. Я не хочу затягивать пытку, но он слишком большой и потребуется время, чтобы яд проник в его кровь, распробовал угощение и превратил сердце в камень.

Минута, две. Вирм тяжело устало дышит, закрывает глаза и медленно проваливается в сон. Его сердце совершает еще несколько толчков и останавливается.

Я убираю руку, делаю глубокий вдох. Боль сочится у меня под кожей, теургия разрывает плоть, крошит кости, уничтожает душу. Нестерпимо болит голова: в виски будто постукивают злые молоточки. И голоса – они снова во мне. Шепчут, проклинают. «Убийца… убийца… скоро ты будешь наш». Я пожимаю плечами: нет смысла отпираться. Так и будет. Я бы не раздумывая отдал им всего себя, но еще слишком рано. Дэйн учил, что мужчина должен заканчивать то что начал, тем более если он увяз в войне.

Я поднимаю лицо, позволяю колючему снегу меня отрезвить. Дэйн, мой старший брат, лучший пример для подражания. Он отнял у меня Кровь богов – ту, что дарила тепло моей душе. Имею ли я право ненавидеть его?

Шаги по снегу: торопливые, частые. Это Мьёль, я достаточно хорошо выучил ее повадки – так здесь не ходит никто.

— Разве ты не должна прятаться в замке вместе с женщинами и детьми? – Вряд ли она ответит.

В голубых глазах плещется тревога. Неужели она в самом деле волновалась за мою жизнь?

— Ты безумен, - говорит Белая королева и ее ярость хлещет меня по щекам. – Если бы он убил тебя, то потом убил бы всех нас!

— Уверяю, моя королева, я не собирался умирать сейчас.

— Ты не мог этого знать.

— Иногда для победы достаточно просто верить, что все получится.

Мне нравится смотреть, как ее злость растворяется в недоумении. Она растеряна, встревожена, обескуражена. Я смакую этот изысканный букет эмоций.

— Ты убил вирма. В одиночку. – Мьёль переводит взгляд на окаменевшую тушу.

— В этом нет большого мастерства, моя королева. Убить дракона – не великая победа.

— А в чем же мастерство?

Она дрожит, зябко потирает плечи и нарочно избегает смотреть на мои руки. Сейчас, когда теургии во мне пополам с кровью, вены вздыбились и стали совсем черными. То еще отвратное зрелище.

Пора заканчивать, пока головная боль не стала слишком сильной. Я грустно улыбаюсь: слишком самонадеянно было ступать в Грезы. Поток проснулся, нашел меня снова и теперь останется до конца. Вот он – мой многоголосый непримиримый судья.