Он не любит, когда я ему помогаю, поэтому я просто расслабляюсь в ожидании ласки. И она следует незамедлительно. Маурон дотрагивается до обнаженной кожи губами, обжигает горячим дыханием, а потом легонько прикусывает, прогоняя мою расслабленность. Рука императора свободно гуляет по моему телу - сжимая, потягивая, поглаживая, но без особой нежности. Напротив, его движения резки и отрывисты, словно он задался целью напомнить мне, кому я принадлежу.

Потом он перехватывает меня, прижимая спиной к своей груди, отправляя и вторую руку в откровенное путешествие по моей коже, а сам впивается в мой рот, проходится горячим языком по небу, ласкается о мой язык. Его дыхание пьянит сильнее, чем выпитое вино, а руки, не останавливаясь, терзают мое тело острым, почти болезненным удовольствием. Сегодня он хочет так, и я принимаю любую его ласку. Он никогда не переходит черту, не причиняет мне настоящей боли, но иногда мы ходим по краю.

Его руки полностью избавляют меня от домашнего платья, под которым нет белья. В каменном зале прохладно, но мое тело уже плавится под его умелыми ласками, и эхо разносит звуки влажных поцелуев, его тяжёлое дыхание и мои лёгкие вздохи.

Не спуская меня с рук, Маурон распахивает мантию, стягивает полотняные черные брюки и высвобождает то, что я уже давно чувствовала сквозь лёгкую ткань.

- Хочу видеть твои глаза, птичка, - говорит он хрипло и разворачивает меня лицом к себе. Усаживает верхом. Одно четкое движение, сильное - до упора, до болезненной рези внутри живота. И после, почти без передышки - бешеный ритм, отчаянная скачка. Боль прошла, тело приспособилось к его размеру, и теперь, при каждом влажном шлепке, при каждом соприкосновении горячих тел, внутри разгорается пламя - грешное, сладкое желание.

Маурон снова вжимает меня в себя, чтобы я почувствовала всю его мощь, крепко прижимает к груди, прихватывает кожу у самого горла зубами, и я кричу, уже не сдерживаясь. Кричу его имя, пока он двигается резкими короткими движениями, удерживая нас обоих на троне только за счёт упертых в пол ног.

Мое сознание разлетается цветными осколками, я дрожу и пытаюсь сжать бедра, но император ещё не готов меня отпустить. И я падаю ему на плечо, почти теряя сознание от невыносимо ярких ощущений, а он кусает меня в основание шеи, клеймя меня и рыча, как дикий зверь:

- Моя!

Чуть остыв, Маурон опустился на трон, усадил меня на колени, укрыл своей мантией.

- Мне нужна твоя помощь, Фелиция, - сказал он мне на ушко спокойно, как будто и не было этой жаркой неистовой скачки.

Я лежала у него на руках, прислонившись к плечу так, что наши белые волосы сплелись, и я не понимала, какие из прядей его, а какие мои.

- Конечно, мой император, что я должна сделать?

- Уехать, моя птичка.

От удивления я даже приподнялась, заглядывая ему в глаза. Но промолчала, зная, что Маурон расскажет все сам.

- Меня попросили об услуге, и так получилось, что отказать я не могу. Нужно, чтобы гарпия проверила одно пророчество.

"Пусть пришлют", - хотелось сказать мне, но если бы все было так просто, Маурон не был бы так напряжен.

- Проблема в том, что оно выбито на стене родового замка. Поэтому от меня хотят, чтобы я прислал свою гарпию. Но я не могу так рисковать.

Маурон закрыл глаза и продолжил рассказывать каким-то тусклым неживым голосом:

- Я дал ответ, что отправлю сначала дипломатическую миссию, которая оценит условия пребывания гарпии, все-таки пророчица сильно не молода.

Мы оба усмехнулись, хотя шутке не меньше лет, чем воображаемой гарпии.