Мы собирались пожениться, как только заработаем денег. Не успели. Платили хорошо, да только свадьбу мы отложили до завершения очередного контракта.

Последнее задание, последняя ночь перед ним, последние планы, обмусоленные этой ночью. Маленький домик в курортном городке, персиковый сад, большая, мохнатая собака во дворе и много детей, которые никогда не узнают холод отторжения в стенах детского дома.

Глупцы, слишком громко кричащие о своих намерениях. Забыли, что счастье любит тишину, что будущее не приемлет красочных мечтаний, что горячечный бред допустим лишь в спальне за закрытым дверями.

Тогда мы любили друг друга как в последний раз. До скрипа стираясь кожей о кожу, до боли вгрызаясь в губы, до хрипа соединяясь и теряя начало в продолжение общего целого. Мы сгорали в объятиях, плавились в извечном танце, покланялись адовой страсти под неусыпным взглядом мутной луны, зависшей в грязной вате сереющих облаков.

— Через три дня мы станем абсолютно свободны, — прошептал Дрон, лениво гладя меня по спине и устремив взгляд в открытое окно, где серость сменялась золотистой палитрой рассвета.

Роковые слова. Он стал свободен от всего. От обязательств. От меня. От тепла. От нужности. Больше не будет маленького домика на море, окутанного солёным ветром. Не будет большой, мохнатой собаки, басовито лающей на птиц. Не будет много детей, срывающих пушистые персики с деревьев в саду.

Мы должны были отказаться от последнего задания, заболеть, подписаться на подвернувшийся инструктаж, продлить контакт на срок длительной командировки, но только не хвататься за последнюю сделку, после которой нас обещали отпустить. Торопливость, жажда свободы, нетерпение окунуться в новую жизнь сыграли с нами жестокую шутку, наказав, уничтожив, убив.

Но мы всего лишь маленькие, бесправные людишки, подверженные причудам судьбы. Не всегда справедливой и желанной, но прописанной в мгновение нашего рождения. Судьбу не обхитрить, не обмануть, не украсть у неё больше положенного, а мы всё пытаемся отхватить лишнего. Хватаем, захлёбываемся от жадности и сдаёмся под давлением неизбежного.

Рокот двигателя самолёта, брякающее обмундирование в хвосте, окончательная проверка снаряжения, торопливый поцелуй перед прыжком в свободное падение. Задание вытащить из заварушки группу врачей, зачем-то полезших в самую задницу нецивилизованного мира.

Мы разделились, согласно проработанному в полёте плану. Я и Муха залегли на своих места, расположившись с разных сторон от оборудованного в песках форпоста, Боров со Скрипачом занялись размещением взрывчатки. Отход отряда лежал на нас, поиск и вывод безмозглых докторов на остальных.

Видела, как Дрон зашёл в пошарпанный сарай, как Медведь подтянулся за край проёма, заглядывая в почерневшее око безжизненного окна, как Топор махнул Канарейке, прежде чем спуститься в вырытый подвал.

Парни уже тащили на себе избитых и истерзанных мужчин в оборванных одеждах, Скрипач застыл с пультом на фоне предрассветных сумерек, как что-то пошло не так. Взрыв, не наш, всколыхнул и разметал по знойному песку ошмётки сарая, в который заходил Андрей, автоматная очередь чиркнула по булыжнику над головой Кима, следящего в прицеле за двором.

— Отходим! — крикнул Давид, взваливая на плечо обессиленное тело.

Дальше мир закрутило со скоростью световых миль. Лерик всё же нажал на пульт, и со всех сторон полетели в воздух камни. Выстрелы, залпы, дым, раскалённый песок, перезарядка, цель, плавное скольжение по спусковому крючку.

На адреналине считала своих парней. Топор, Канарейка, Боров, Скрипач, Медведь. Замыкал процессию Ким, подавая мне знаки на отход. Не было среди них только Дрона. Обвела оптикой раскуроченный двор и наткнулась на валяющегося возле воронки Андрея.