«Ну, посижу здесь. Ну, посещу пару лекций, которые мне преподнесут исключительно на немецком языке… ничего! Зря, что ли, в школе золотую медаль выстрадала!? Сиди и слушай!»

Так моя неделя и пролетела.

Никто толком на меня внимания не обращал, потому что сидела я среди немецких первокурсников, толком ещё не знающих друг друга, так как их учёба только-только началась, как и в уваровском универе. Внимала каждому выступающему, даже нашла для себя ни мало полезного, что уж тут сказать? Хотя бы в этом куратор оказался прав.

Единственное угнетало: вторая неделя началась, а я всё кукую!

Терпение сдало в среду, когда блеющая девица с кафедры, уткнувшись носом в свой реферат… натурально читала мою курсовую!!!! Ту, которую я две недели назад сдавала нашему Борисычу! «Гидравлические машины, гидроприводы и гидропневмоавтоматика»!!! Тут даже на антиплагиат проверять не требовалось! А почему?! Да потому, что я курсовую писала на немецком, чтобы сюда попасть, употребляя производственный лексикон и технический дойч!

Вечером к Машке забежал Женька, сейчас редко появляющийся: работа над проектом подходила к логическому концу. И я, отступив от правила «никому не жаловаться», задала вопрос: «Долго ли они, болезные, слушали консультации немецких второкурсников?»

Ермолин долго ржал. Потом признался… и Маша за это признание чуть брюнета не четвертовала.

– Да Генрих просто в ярости, что эээ… мягко говоря «школата» оказалась на его попечении. Он считает, что тебе вообще не место здесь. Постоянно возмущается, что экстернат Самойлова его уже достал. «Посредственностью» тебя называет. Ребята по-началу дулись, а теперь тоже ржать стали, наблюдая за твоими походами в актовые залы консультантов.

– ЧТО!?

Я по-настоящему разозлилась.

Машка тоже:

– Вот и кто ты после этого!? Не мог сразу сказать? А слово замолвить за соотечественницу?!

– Блонди, побойся Бога. Да меня Генрих ненавидит. Я ж его средним родом обозвал… Если начну заступаться за Мотаеву, только хуже сделаю. Да и какая вам разница? – развёл руками Ермолин, обаятельно улыбнувшись. – Всё равно практику поставят. Резона нет. Всё равно, что ты во время неё делала! А Генрих… некогда ему. Не грузи мужика. У него мотогонки. – Заметив, как вытянулось моё лицо, Женька хмыкнул. – Ага, Мотаева. На этот раз поговорка «рыбак рыбака...» проявилась не в самом лучшем своём определении.

– Спасибо за информацию, – натянуто улыбнулась я, пожелав всем спокойной ночи, заверив, что вовсе не обиделась.

И это была правда. Я, действительно, не обиделась… на ребят! И благодарность была не напускная! Только предстоящая война с фрицем на уме!

«Ты у меня попляшешь! Экстернат ему не нравится! Я тебе – не посмешище – моих же ополченцев веселить моей персоной! Гад! Ещё посмотрим, кто из нас «посредственность»!!!» – усевшись на кровать, стала прорабатывать план падения гадкого фрица-куратора, улыбаясь каверзе. – «Одни соревнования прохлопала, так в других приму участие!»

___________

Всех целую, обнимаю!!!

Спасибо большое за ваши пожелания о скором выздоровлении!

Уверенна, именно они меня поставили на ноги, ну... и конечно, лекарства (дай Бог здоровья всем тем, кто придумал антибиотики, спазмолики и остальные чудодейственные средства!)

Возвращаюсь в строй...

_________________________________

19. Глава 19

– Нет. Этот тоже не подходит.

От моего очередного отрицательного ответа Женечка чуть не взвыл.

По Ермолину невооружённым глазом было видно, что он уже тысячу раз пожалел, что согласился помочь.

Мы стояли в салоне автопроката, где выбирали отнюдь не машину, а мотоцикл. Хороший, с крепкими дугами и деформированным баком. Одна печалька – задуманные параметры никак не хотели осуществляться. Ни один из немецких «коней», надо заметить – идеальных и элегантных с виду, не желал вписываться в мои требования!