- Рекомендации тоже были среди ваших пропавших документов? – сощурился он.

- Да, - кивнула я.

Потому что там была бумага от бывшего заведующего кафедрой – о том, какая я хорошая и незаменимая сотрудница. Правда, когда я её показывала, меня пару раз ехидно спросили – что же, раз я такая хорошая, мне не нашли места на другой кафедре, когда нашу съели? А вот не нашли. Точнее, говорили, что может быть в следующем году кое-что будет, но до следующего года нужно было ещё как-то дожить.

А сейчас уже и вовсе эти вопросы неактуальны. Зато других нарисовалась полна коробочка.

- Значит, нужно хорошенько встряхнуть Михалыча, - раздумчиво сказал Соколовский.

- Вы его знаете, этого Михалыча?

- Приходится, - пожал он плечами. – Он здесь самый крупный, есть ещё трое, но так, по мелочи. А к нему тащат и фартовые, и обычные, если деньги нужны и есть, что продать. И деньги в рост он тоже даёт, как без этого.

- Какой незаменимый для здешнего общества человек, - вздохнула я.

- В какой-то мере да, незаменимый. Ссудной кассы для бедняков здесь нет, другой ссудной кассы. Поэтому его услуги пользуются спросом. Бывает, даже и приличные железнодорожные рабочие нуждаются в некоторой сумме до дня выдачи жалованья, и тоже к нему бегают. Поэтому – фигура приметная.

- Но ведь это… незаконно? – поинтересовалась я чисто любопытства ради – что ответит.

- Скупка и перепродажа краденого – незаконно. А за всё остальное он, не поверите, даже подати платит.

Отчего же, поверю. Дома многие так работали – официальная зарплата с официальным налогом, и какие-нибудь услуги из рук в руки, а то и вовсе наличкой, чтобы не светить в банковском приложении поступления.

- Значит, я буду рада, если удастся ещё хоть что-нибудь найти.

- Тогда я загляну ещё попозже, - Соколовский поднялся. – Желаю вам удачи, Ольга Дмитриевна. Мы ещё непременно поговорим.

Он ушёл, я подошла к окну и осторожно поглядывала на улицу из-под занавески. Где же вы, Матрёна Савельевна? Приходите уже, да пойдём с вами дальше.

21. 21. Матрёна Савельевна прячет глаза

Стеша заглянула в палату осторожненько, увидела, что я тут одна, и вошла.

- Все ушли, да? И что? Какие новости?

- Мне вернули мои ботинки, больше новостей нет, - вздохнула я. – Тёща Зимина не приходила?

- Нет, её бы слышно было с порога, - усмехнулась Стеша.

Это точно, Матрёна Савельевна – женщина громкая. Только заходит в больницу – и её уже слышно по всем палатам и в кабинете доктора тоже.

Тем удивительнее было, что когда она вошла, тихо-тихо, мы вообще не сразу заметили. Пришла Анна, рассказывала, как мужики пытались обмануть медсестру Марфу и напроситься на две свободных койки – мол, у одного брюхо болит, у второго голова. А Марфа отправила обоих на осмотр к доктору, и тот сразу же сказал, что у них обоих разве что похмелье, и ничего более. Попросил Акулину сделать какое-то снадобье и напоить обоих, и после выпроводить восвояси.

Мы смеялись, и не сразу услышали помянутую Матрёну Савельевну. Она просочилась в палату тихонечко, поздоровалась да показала девицам глазами на дверь, те и вышли.

- Знаешь, Оля, тут такое дело, - начала она неуверенно.

Начало мне не понравилось.

- Что случилось, Матрёна Савельевна?

- Да тут так случилось, что ни к Лушке, ни к Баирме сейчас нельзя. У Баирмы сегодня какой-то мужик завёлся с подачи Кондрашки, сам лично пришёл и жильца ей во флигель сговорил. А Лушку какими-то грехами припугнул, что-то там сын её старшенький натворил в городе, не то литературу запрещённую читал, не то ещё что похуже делал, она теперь ревёт белугой и говорит, что пока даже за деньги никого не пустит, ведь если её в чём обвинят и накажут, то кому её младших поднимать?