– Мне бы машину, - спросил я. – Пешком далеко не уйти, ты сама понимаешь. 

Светлые брови сдвинулись на переносице. А потом кивнула — нашла решение. Так я стал обладателем старой бежевой шестёрки, с почти насквозь прогнившим днищем. Естественно, без каких либо документов. Ничего - главное, ездит. 

— Ты там поосторожнее, – попросила фельдшер. – Ищут тебя. Вчера почти все деревни окрест прошерстили. Хорошо, что уходишь, и до нас доберутся. Я то смолчу, да мало ли народу тебя видело… 

Я кивнул, принимая предостережение. Едва сдержав стон погрузился в машину – с трудом вместив в неё длинные ноги. 

— Ну, поехали, - похлопал ладонью по рулю, подернутому сеткой трещин,отполированному чужими руками. 

И поехал в деревню Кати. Она, казалось, спала. Две короткие улицы. Заброшенные, утопающие в подернутых золотом деревьях, дома. Красиво и сонно. Почти идиллия. Только – не верится в неё совсем. 

Машину я бросил перед чьими-то воротами. Обошёл дом, утопая в крапиве, какой-то особенно злой осенью. Невольно посмотрел на избушку, в которой прятался так недавно. Затаился за кабинкой туалета. В доме кто-то был, я явственно это чувствовал. Но скорее всего это лишь один человек. Не очень нужный — вот и оставили караулить дом, на случай, если Катя вернётся. Ступенька веранды скрипнула, но на шум никто не вышел. Не удивительно, мужчина, оставленный на всякий случай, самым бессовестным образом спал. 

Я взвесил свои шансы — с сонным справлюсь точно. Несмотря на раны, несмотря на то, что частью, вместо крови, во мне физраствор. 

– Эй, - заорал горе сторож, разбуженный не самым деликатным способом, когда я заломил ему руку, лишая сил сопротивляться. — Больно! 

– Я знаю, - ответил я. – Так и задумывалось. Рассказывай. 

Он глубоко втянул воздух. Попытался вырваться, потом сдался. Я его держу за заломленную руку, любуюсь его затылком. На нем подживающая ссадина и начинающий уже желтеть синяк. 

— Это твоя чокнутая баба! — догадался, куда я смотрю, мужчина. — Ломом, по голове! 

Я поневоле восхитился Катей. Восхитился тем, что судьба просто сама привела меня к ней. К единственной, кто мог бы помочь. Кто рискнул всем ради моего ребёнка. 

– Говори. 

— Да не знаю я ничего, меня оставили тут вдруг вернётся! За то, что я идиот и меня баба уложила! 

Через пять минут я вышел из дома. Мужчина был жив — связан. Свои приедут, развяжут. Он и правда, ничего не знал. Пешка. Знал бы, сказал бы, заливаясь слезами - я спрашивать умел. 

Снова подошёл к крапиве — в этом направлении Катя бежала. Шёл по её следам. Голова немного кружилась, я уже устал, но это я совершенно игнорировал — я знал, что уже выздоравливаю. 

Осмотрев место событий подогнал машину. К ближайшей остановке Катя бы не пошла — она осторожная. Доехал до следующей. Посмотрел расписание автобусов. Ходил здесь только один – маршрутка. Куда пойдёт человек, которому некуда идти? Он доедет до конечной. И я доехал до конечной. 

Постоял. Катя наверняка была очень голодна. Измучена. И я пошёл в ближайшее кафе. 

— Тогда не я в смене была, - растерялась девушка официант. — Спросите у Иры, сейчас её позову. 

Я пил кофе. Крепкий, даже чересчур. Слишком сладкий. То, что нужно мне сейчас. И есть нужно было, я знал это, но заставить пока себя не мог. Позже. 

– А я сразу, как вас увидела, поняла, что вы его папа, - улыбнулась официант. — Вы очень похожи. С ребёнком. Он чудесен. Тем более тот парень, с которым она на следующий день в магазин ходила, на роль папы явно не тянет. Они просто в моём дворе живут, здесь, на окраине, все друг друга знают…