– И сколько же денег у тебя пропало? – спросил он Обухова.

– Три тысячи, – ответил особист потерянным голосом.

Много это или мало, молодой лейтенант не представлял, но знал, что курс доллара к рублю составлял 95 копеек. Просчитав сумму, он определил потерю в три тысячи рублей.

– Да, сумма большая, – с удивлением ответил Владимир.

– На эти деньги можно и машину купить.

Сказанные Обуховым слова об агентурных деньгах отбили у Владимира охоту задавать вопросы. Разведка и все к ней относящееся – не его поле. Он знал, что эту тему лучше обходить стороной. Но не почувствовал угрозы, хотя от особистов можно было ожидать всякого. Обухов что-то от него хотел. Но что? Он еще не понимал.

– Ты обратись к замполиту, – подсказал Владимир, уводя от себя возможные просьбы Обухова.

– Не могу, – процедил Обухов.

– Почему? – искренне удивился Владимир.

– Нельзя. Этим я раскрою себя. Попаду в зависимость к замполиту. Не могу позволить, карьеру загубит, – страдая, как от зубной боли, процедил Обухов.

– Я-то чем могу помочь?

– Только ты и можешь помочь, и я скажу как, – ответил уже бодрым голосом особист. – Я уверен, что своровал кто-то из матросов, а ты к ним вхож. Поговори аккуратно, поспрашивай. У тебя же среди матросов есть свои люди?

Свои люди среди моряков у Белова действительно были. В основном комсомольский актив. Среди них были и те, кто так или иначе от него зависел. Главным критерием этой зависимости была его возможность ходатайствовать об отпуске своим активистам и направлять их на различные комсомольские сборы и конференции. Но выдавать Обухову своих людей Владимир и не думал.

– А у тебя что, нет на корабле своей агентуры? – задал он контрразведчику встречный вопрос.

– Есть, но они…

Обухов не договорил фразы. В дверь каюты постучали. На пороге появился приборщик матрос Сомов.

Белову не хотелось продолжать разговор с Обуховым, и приход Сомова должен был поставить точку на неприятной теме. Однако Обухов пригласил его в свою каюту, где и продолжил посвящать Владимира в детали.

Владимир узнал подробности. Дело в том, что деньги и ряд агентурных документов находились в сейфе, под рундуком[23]. Документы остались нетронутыми, а деньги пропали. Ключ находился в замке сейфа.

– Я ключ сам, наверное, забыл в замке, – сказал как бы в свое оправдание Обухов.

– Придется давать шифротелеграмму о происшествии.

Оба понимали, что огласка не нужна ни командованию корабля, ни самому Обухову.

– Сергей Петрович, – сказал Владимир, – я попытаюсь вникнуть в это дело. Обещать результатов не могу. Сам понимаешь.

– Помоги. Выручай. Времени у нас с тобой всего три дня. Может, и ты ко мне когда-нибудь обратишься. Земля-то круглая.

Как раз столько времени нужно было кораблю, чтобы дойти до вьетнамского порта Камрань. Полуостров Камрань когда-то входил в состав Южного Вьетнама, и на его территории находилась американская военно-морская база. Сейчас здесь базировалась 17-я оперативная эскадра советского Военно-морского флота. В Камрани корабль временно терял свою независимость и переходил в полное подчинение командиру базы.

Свою дознавательскую деятельность Белов начал с приборщика каюты Обухова. В разговоре выяснилось, что три раза в течение месяца штатный приборщик не прибирал помещение, поскольку стоял на вахте. Следом Белов с удивлением обнаружил, что замещал все эти дни Сомова помощник корабельного фельдшера матрос Строкин. На корабле он служил два с половиной года и абсолютно ничем не выделялся. О таких говорят – без проблем и проколов.

Напрямую задать ему вопрос о долларах Белов не мог. Понимал, что подозрение – еще не обвинение. Тогда он решил провести внеплановую проверку корабельной амбулатории. При этом Владимир преследовал две цели: найти пропавшие деньги и «накопать» замечания по содержанию медикаментов. В том, что придраться есть к чему, он был уверен. Для прикрытия своей акции в этот же день Белов подписал у командира приказ о проверке медчасти.