– Дракенбольт, – вполголоса сказал я, приблизившись к огру вплотную.

Тот вздрогнул, завертел по сторонам обеими головами.

– Придется драться, старина, – продолжил я. – Когда я начну – врывайся. Только сопли не надо жевать, как в прошлый раз. Покажи мне настоящую ярость огра!

Я двинулся обратно, на ходу вытягивая скимитар из ножен. Последние секунды невидимости надо постараться использовать по максимуму.

Мельком оглянувшись на огра, я увидел, как обе его башки расплываются в широких клыкастых ухмылках.

Скользящим, постепенно ускоряющимся шагом я приближался к криоманту. Начать хотелось именно с него. И даже если он опять под баффом «Последнего шанса», в этот раз я не буду столь беспечен.

Убить человека в Артаре почти так же просто, как и в реале. Конечно, здесь есть свои игровые условности. Но в целом – все почти по-настоящему. Персонаж, как и реальный человек, имеет критически уязвимые точки. Например, мгновенно умирает от удара в сердце или от отсечения головы. Может истечь кровью или медленно умереть от яда. Чувствует боль. Конечно, не такую, как в реале – уж мне-то есть с чем сравнить. Но достаточную, чтобы воспринимать опасность всерьёз.

Сам я не люблю убивать, и в Артар пришел совсем не за этим. Но, надо признать – каждый раз, когда вступаешь в схватку, тебя охватывает азарт и возбуждение. И со временем этого начинает не хватать. Жажда сражений, видимо, заложена в нас, глубоко впечатана в гены. И утолить её можно только в ближнем бою. Когда ярость кипит в крови, придавая силу. Когда смертоносные, отточенные до бритвенной остроты лезвия клинков свистят в воздухе, и каждый пропущенный удар может оказаться последним. Когда ты видишь глаза противника, чувствуешь его страх, боль, отчаянную решимость.

Там, в реальном мире, мы давно привыкли убивать нажатием клавиш, порой даже не видя того, кого убиваем. Может, поэтому наши войны стали такими кровопролитными — жертвы далеки и безлики. Льются реки крови, а первобытная жажда убийства остается неутоленной.

Но сегодня я утолю свою жажду с лихвой.

К ледяному магу я подоспел аккурат на последних секундах невидимости. Рубанул от души, сплеча. Адамантитовый клинок легко рассек хрупкий золоченый наплечник, белую ткань мантии, плоть и кости под ними. Удар прошел от правого плеча, возле шеи, и наискосок вниз, через сердце. Разрубленное тело рухнуло на камни, обагряя их ярко-алой кровью. Слишком яркой, похожей на кетчуп. Еще одна условность Артара.

Надо отдать должное остальным легионерам – на смерть главаря они среагировали быстро и, что самое паскудное, слаженно.

Двое латников и бородач с молотом ринулись ко мне, окружая и пытаясь сходу сбить с ног. Следом подоспели еще трое. Двое лучников и какой-то тип в темном балахоне маячили за их спинами.

Я едва успел увернуться от размашистого удара двуручной секирой, следом пришлось парировать удар катаны красноволосого пижона с татуировкой на шее. Катана в результате стала короче на треть – отсеченный обломок, блеснув в воздухе, отлетел далеко в сторону.

Подпрыгнул, уходя от удара по ногам. Находясь в воздухе, бросил под себя Щит, оттолкнулся от него, взлетел высоко над нападающими. Обрушился всем весом на щитоносца с молотом. Тот успел поднять щит, но недостаточно высоко – я рубанул поверху, прямо по рогатому шлему.

Противник пошатнулся и рухнул на спину, загремев доспехами.

Удар, удар! Ещё удар! Не останавливаясь ни на мгновение, я метался между осадившими меня противниками. Воздух вокруг меня, кажется, сгущался все сильнее, весь мир замедлился, в том числе мое собственное тело. Но двигался я все равно гораздо быстрее противников. А реагировал – еще быстрее.