Совместными усилиями мы снимаем то, что можно снять, в проблемных местах пользуясь ножницами. Экономка приносит два ведра с мерцающей зелёной водой, небольшой тазик, окантованный рунической письменностью, и банные принадлежности. Расставив всё около кровати, она сразу начинает обмывать ужасные глубокие раны Рики, отдирая вдавленные в плоть кусочки ткани, оставшиеся от рубашки и дорожных брюк.

Благодаря магическому кокону у оборотной нет кровопотери, но меня всё равно ужасают её раны. Вдавленные винтовые разрезы пересекают грудную клетку от плеча к животу, низ которого сильно исколот и покрыт тончайшими крестовидными порезами. На бёдрах, руках, лице — кровоподтёки и зигзагообразные рубцы. Всё это напоминает следы пыток.

К горлу подкатывает комок. Вонзаю ногти в ладони.

Алзея наблюдает за происходящим от входа, явно не собираясь переступать порог. Стоя в коридоре, она всё же решает высказаться:

— Рика — наследница равнинных кхарьт, а ныне супруга вожака горных альторов. Противостояние между стаями — история неприятная, но из-за неё супружеский союз не принят её родными. Оклеветанная младшим братом и проклятая собственным отцом, она вынуждена скрываться, так как «спит» и не в состоянии обращаться в животную ипостась. Ради собственного благополучия некогда ей посоветовали спрятаться в обители, откуда Варгарта забрал её несколько месяцев назад, а уберечь не смог, — в голосе Алзеи проскользнули неприязненные нотки. Хорошо её понимаю. От холодного звериного взгляда оборотного, с которым однажды имела несчастье столкнуться, озноб по коже. Вот с кем встречаться вновь не желаю. И тут же раздаются снисходительные слова бывшей жрицы, словно раньше не она говорила, а кто-то другой: — Варгарта, конечно, не идеален. Крутой нрав, помноженный на диктаторские замашки — звериная смесь. Оттого его любовь диковата, что, впрочем, свойственно альторам. Я бы с таким ужиться не смогла, но у Рики более покладистый характер.

Сарис Марис отступает от Рики, и теперь я вижу то, что раньше не бросалось в глаза: в ранах на груди оборотной блестят острые осколки — не то стекло, не то кварц.

— Это… — тянусь разглядеть.

— Не приближайся!

От резкого окрика я вздрагиваю. Глаза у Мага на затылке, что ли? Даже не обернулся. Сосредоточившись исключительно на пострадавшей, он отработанным движением снимает с девушки защитный магический кокон. Тут же открываются её раны, и кровавые ручейки, узорчато переплетаясь, стекают под тело оборотной.

Мелькает мысль предложить зелье, останавливающее кровотечение, но интуиция подсказывает, что лучше не вмешиваться в работу Мага, когда он столь напряжён. После его приказа между нами словно выросла стена. Приближусь — точно рада не буду, поэтому располагаюсь в сторонке, как Алзея и Сарис Марис.

От взгляда на мать накрывает волна неприязни. Но тут же легчает.

Беда, случившаяся с Рикой, не имеет никакого отношения к Эйе. Мне ли не понимать? Тогда откуда эта злость, на мгновение усилившаяся стократно? Я словно снова вижу ад, через который прошла сестра…

Тру переносицу. Выдыхаю. Надо успокоиться. Прошлое пусть остаётся в прошлом.

Придя к подобному выводу, снова перевожу взгляд на Мага. Опустив руки в принесённую экономкой зелёную воду, он вынимает их уже изумрудно-прозрачными. Мерцающие призрачные пальцы легко погружаются в плоть Рики и раз за разом достают из грудной клетки и живота блестящие осколки, чтобы бросить их в таз, рунические надписи на котором вспыхивают неприятно-багровым.

Маг неожиданно вздрагивает.