Грав усмехнулся, закрывая дверь. Дары не избавят от ворчания, но сытое брюхо – добрее пустого.

– А где ваша супруга? – поинтересовался Клыкарь, возвращаясь на кухню.

– Вместе с детьми на той стороне, – заметив удивление и смущение на лице гостя, Саад посмешил пояснить: – Дома. Второе крыло – для постояльцев. Там и харчевня, и комнаты.

– Понятно, – облегчённо улыбнулся Грав.

– Я как закончу тут, тоже наведаюсь к ней, а после и время выводить кулу наступит.

– Что это за камни? – не удержавшись, Грав подался вперёд, кивая на мерцающие самоцветы. – Не видел раньше таких.

– Или просто не обращал внимания. Для тех, кто ищет сокровищ, они слишком малы и невзрачны.

– Теперь обратил, – осклабился Грав. – Расскажите?

– Слышал о каплях Пламени? – пастух выбрал несколько камней и пододвинул к гостю. – Никто не знает как, но иногда в пустыне можно найти самоцветы, гладкие, словно застывшие слёзы.

– Что-то типа рубинов Хронографа?

– Что-то типа, – кивнул Саад. – Но чистый Варме сейчас встречается реже, чем моолонг. Как и целые капли. А вот мелкие осколки… Видишь, в каждом цвет намешан или разбавлен.

Клыкарь покрутил камушки. Для него они были не более чем блестящими побрякушками, хотя, возможно, чего-то и стояли. Пастух был прав, увидь их Грав – принял бы за безделушки, что в избытке лежали на прилавках у торговцев дешевыми украшениями.

– Говорят, это камни душ существ, кааргов, способных бродить меж мирами. И если знать верное слово, их можно пробудить.

Грав словно в холодный омут окунулся. Живо предстала перед глазами элвинг, подносящая к губам украшенный камнями рожок и дыханием поднимающая из песка огромного косматого волка.

– Но это лишь сказки, – подмигнул пастух и указал на несколько камушков. – Кто-то из них сгодится в часы, кто-то – в амулет от сглаза или талисман любви, но большая часть пойдут на серёжки и колечки. Маленькие помощнички-итари позаботятся о своих хозяевах.

Саад говорил о камнях, как о живых существах. Неужели он правда верил в то, что внутри этих стекляшек прячутся души иномирных скитальцев?

– Твоя подруга как к этому? – спросил пастух, прервав размышления Грава. – Какие любимые?

Клыкарь, застигнутый врасплох, пожал плечами:

– Да она вроде только поесть любит.

Саад усмехнулся.

– Но зато часто и много, – зачем-то добавил Грав.

– У неё на браслете камень из тех, которые во всём Тиарах не найти, заколка и кафф из лунной стали, а дракон на кинжале сверкает рубиновыми глазами.

Грав напрягся – уж слишком точно подметил всё Саад.

– Да и ты, я смотрю, не чёрствый рогалик в кармане на память таскаешь, а зверя северного с изумрудами, – пастух усмехнулся. – Так что камень и металл лучше всего запечатывают воспоминание, – он прищурился. – Хорошее или плохое, – и бросив взгляд на столешницу, добавил: – Доброе дерево тоже сгодится.

– Или шрамы и узоры на теле, – не остался в долгу Клыкарь.

– И они тоже, хотя о некоторых таких подарках мы и не просим.

– Необычный орнамент, – кивнул Грав на руки пастуха. – Он что-то значит?

– Всё что-то значит, – ответил Саад и взял очередной камень.

– Она ведь была здесь? – Клыкарь прищурился, и взгляд вспыхнул угольками.

– Тут много, кто бывает, – улыбка пастуха была открытой, голос спокойным, а глаза оставались непроницаемы.

«Как же к нему подобраться, – думал Грав. – Нельзя же припереть к стене того, кто спас тебя. И в морду не двинешь, пищу у огня делили. Придётся не наседать».

Он подвинул камни обратно, постучал пальцами по столешнице и спросил:

– Как долго ещё продержится эффект сонного корня?