Грав кивнул, радуясь, что хоть песчаной бури при их бегстве от Оратуса не было.

Саад предложил ещё вина, но Клыкарь отказался.

– Мне надо заглянуть в аптекарскую лавку. Не подскажете, где искать?

– Лекарей и травников у нас хватает. Интересует что-то особенное?

Клыкарь напряг память, вспоминая слова таинственной элвинг. Может, стоит спросить о таинственном книжнике Шаара у пастуха?

– По мелочи разное, пополнить запасы.

Пастух смерил гостя долгим взглядом, задержался на серебряном тигролке и кивнул, словно сам с собой соглашаясь.

– Лучшая лавка – у Пустынника. На его эмблеме цветок семилистника, не ошибёшься. Иди внутрь камня, держись правой стороны, у храма Белой Богини сверни налево, а там спроси у любого – укажут.

Клыкарь поблагодарил Саада и вышел за дверь. Пастух окликнул биста, предлагая указать путь, но Грав отмахнулся: даром, что ли, следопыт!

Оазис раскинулся в полукольце Энхар. Застывшие Стражи Интару ласково обнимали остатки оплота, так что благая тень хранила сотни строений и тысячи жителей от беспощадного Орта. Чем дальше от песка Мэй, тем чаще попадались кусты и деревья, мелколистные, крепкие, похожие на вытянутые тонкогорлые кувшины. Грав с любопытством рассматривал кишащую вокруг жизнь, время от времени бросая взгляд на угасшее великолепие былого. Горы впереди были испещрены древними камнетёсами и их потомками. Галереи, похожие на обнажившие своё нутро термитники, поднимались высоко вверх. Нетрудно было представить, что когда-то этот град мудрецов и искателей запросто мог соперничать в красоте и изяществе с Чёрным Цветком. Амбиции зодчих, казалось, простирались до самого неба. Жил ли кто на верхних ярусах сейчас? Или они были заброшены, отданы птицам, птерахам и прочим тварям, имевшим крылья?

– Внутрь камня, – хмыкнул Грав, упёршись в выщербленные ступени, ведущие к бесконечным галереям развалин. Он огляделся, рассматривая растущие до небес горы, окинул взглядом вихляющие улочки и раздул ноздри. – Тут кругом камень!

Когда Клыкарь вернулся, Саад всё так же сидел за столом, только камни теперь были разложены по цвету и форме. Грав поставил на тумбу корзину с разной снедью, а на протесты пастуха ответил, что это его скромный вклад в их же пропитание.

Пастух хитро улыбнулся, а Грав решил не рассказывать, как петлял по Тирха, словно слепой вайнуру. Он проскользнул в комнату, тихонько позвал Ашри, но та не ответила – наверное, спала.

Пузырьки с эликсирами заняли своё место в кармашках жилета и сумок. Часть, предназначающаяся элвинг, была оставлена на столе. Закончив с этим, Грав сделал шаг к спящей Ашри. Дыхание её было чуть слышным, но ровным. Мышцы расслабились, разгладилась морщинка на лбу, лицо, измождённое и с царапиной на щеке, казалось, почти детским. Крестовины зрачков спрятаны под веками, разрушительное Пламя Бездны сокрыто глубоко внутри. Тхару смущали и пугали её необычные глаза, но во сне элвинг выглядела вполне обычной, особенно для Мэйтару – земли бистов и полукровок, где чего и кого только не встретишь.

«Интересно, – подумал Грав, – какой она была до того, как в ней пробудилась сила? Или печать Бездны проследовала её с самого рождения и навязчивым зовом звучала в голове, мотая по миру, пока не привела сюда – на самый край света, поближе к легендарным Вратам»? Кто она? Пепельная птичка, способная стать драконом или ещё одна сломанная жизнь, которой больше нет места нигде, кроме как здесь – среди таких же изгоев и скитальцев.

Клыкарь вынул из сумки свёрток и положил так, чтоб элвинг его нашла, когда проснётся. Подношение её пузным лягушкам – акт сродни задабриванию Мэй.