По ту сторону двери он пару мгновений колебался, глядя на небольшой засов, зная упрямство элвинг – с неё бы сталось увязаться следом. Но всё ж, хотя соблазн был велик, запереть напарницу, как зверя, будет уже слишком.

Грав нашёл Саада на кухне. Пастух не спеша потягивал вонючий густой отвар из пиалы и рассматривал через лупу небольшие цветные камни: отдав путникам свою коморку, он расположился за обеденным столом.

– Она скоро уснёт, – не поднимая головы, сказал Саад. – Я добавил в её лимру настой сонного корня.

Мягкая прохлада дома Саада обескураживала: словно за стенами не простиралась пустыня и не плавила воздух жара. Клыкарь занял стул напротив и осмотрелся. Через распахнутые ставни в комнату лился мягкий свет, по стенам развешаны пучки трав, по полкам расставлена кухонная утварь. Чудь поодаль – несколько ступеней, которые вели к очагу, где трепетало негасимое пламя. Каменный пол покрыт рогожками, на лавки накинуты шкуры, на одной из стен висит потёртый ковёр с растительным узором.

– Спасибо за всё, что вы для нас сделали, – Грав потёр пальцем деревянную столешницу: темно-красная, как бычья кровь, порода, дерево лаах, что росло на севере, но в сухом климате становилось лишь крепче. Интересно, сколько десятилетий назад и откуда оно прибыло на Мэйтару, что уже успело превратиться в камень?

– Это не составило такого труда, чтоб получать так много благодарностей, – ответил Саад.

Камни перед ним были разного цвета и прозрачности, но все как один отшлифованы до блеска.

– Давно вы живёте в Тирха? – Клыкарь украдкой рассматривал узор на пальцах и ладонях Саада.

Хоть этот бист был намного старше таинственной элвинг, и в его серых, как дымка, глазах не вспыхивали искры Имола, Грав мог поклясться, что линии на их ладонях совпадают, что оба они отмечены таинственной звездой.

– С рождения, как мой отец и его отец. – Саад не спеша поворачивал камушек, и его глаз через линзу казался огромным, как у ночной птицы. – Мы называем это место Най-Тиарах, Новый Тирха. Дюжина поселений, чьи границы со временем расползлись и слились так, что не найти, где заканчивается один и начинается другой. Мой дом – в третьем кварте, у западного склона, Им-Цави-Хар – Жёлто-Алый камень. На закате увидишь.

Саад поднялся, подошёл к полкам; стукнулась глина о камень, ахнула пробка, и вот пастух вернулся, ставя перед гостем кружку с бледным напитком. К запахам трав и шерсти кулу добавился тонкий фруктовый аромат.

– А не хотелось уехать? – Грав обхватил прохладную кружку, чувствуя, как по кончикам пальцев пробирается лёгкий мороз холодовика. – Перебраться в Аббарр, подальше от развалин.

– Хотелось вернуться, – загадочно ответил Саад и пригубил напиток.

Грав сделал глоток. Вино было необычно лёгким, и в то же время обладало глубоким насыщенным вкусом. Клыкарь не удержался от похвалы напитку.

– Чистейший нектар, – улыбнулся Саад. – Не совсем то самое ледяное вино из Ахран, но явно не хуже. Душа Тиараха – сладкая, манящая, но коли превысишь норму – будешь сбит с ног и поведаешь все свои тайны, – бист сделал ещё глоток. – Как так вышло, что вы оказались в пустыне без гваров и шли со стороны, где нет ни караванных путей, ни оазисов, ни селений?

– Ненадёжные провожатые попались, – рыкнул Клыкарь. – Слиняли на привале, а когда мы заметили – было поздно.

Саад кивнул.

– Стало быть, в Тирха держали путь.

– Так точно, но все караваны в Аббарре боялись угодить в орхмантиру, так что выбирать не пришлось.

– Мэй нынче несносна: крутит свой песок, пылит. Со стороны Чёрного Цветка орхи прыгают один за другим. К ночи опять обещают их приход. Но тут они, что шакалы – горазды лишь тявкать. Белые псы надёжно укрывают Най-Тиарах.