Ворон задумался. А потом сказал, что все корабли и их крушение на одно лицо, и тот, что интересует элвинг, должен быть совсем примечательным, дабы отделить его от прочих.

Ашри покачала головой:

– Если кто-то из них видел, то наверняка запомнил.

Элвинг сняла одну перчатку, сжала руку в кулак, а когда разжала, то из ладони вырвалось лиловое пламя. Оно трепетало, дышало, мерцало алыми и синими искрами. Ашри не таилась: висевшее над головой солнце слепило всякого, решившего взглянуть на искрящуюся стену, так что один маленький огонёк останется незамеченным.

– Корабль горел лиловым пламенем, – сказала она и сжала руку, погасив огонь. – Это последнее, что я помню. То, что мне кажется, я помню. И поэтому я поклялась, что не дам ему больше гореть во всю мощь и сжигать моих друзей.

Эб не ответил. Он подметил, что, кроме друзей, существует ещё множество не отмеченных в клятве категорий. Кроме того, это был мудрый и деликатный ворон, и он прожил на свете достаточно долго, чтобы не придавать значения громким словам. А вот принесённая лепёшка с мясом его порадовала.

Когда чёрные крылья растаяли в лазури небес, Ашри сверилась с солнцем и приступила к задуманному. Первым делом она раскрыла книгу там, где имелось более всего пометок: тот, кто делал их, касался страниц и впечатывал себя в память предмета. Если отпечаток был сильный, скрашенный эмоциями или жизненной силой, она сможет его извлечь. Раньше память вещей сама врывалась к ней в разум, не спрашивая разрешения. Но старик-олень поставил барьер, вложил в её руки ключ, чтобы она сама решала, когда открывать эту дверь.

Ашри сняла вторую перчатку, закрыла глаза и приложила ладони к страницам фолианта. Лиловое пламя вспыхнуло и растеклось, вбирая в себя книгу, но тут же погасло. Элвинг распахнула глаза и удивлённо вскинула брови.

* * *

Ашри влетела по лестнице, не обращая внимания на окрик хозяина «Бухты», и распахнула дверь:

– Орхи тебя дери, во что ты нас втянул? – выпалила элвинг.

– Бездна тебя, Ашри! – огрызнулся Клыкарь.

Элвинг оторопела, глядя на смуглую девицу-аллати, недовольно скривившую рот и вяло натянувшую простынь, прикрывая наготу. Переведя взгляд на Клыкаря, Ашри закатила глаза:

– Заканчивай тут, разговор есть, – буркнула она и хлопнула дверью.

Прислонившись к стене коридора, элвинг от нетерпения постукивала пальцами по корешку книги.

Первой из комнаты выскользнула девица и, что-то прошипев, скрылась на лестнице, виляя задом. Следом вышел Клыкарь, успевший натянуть штаны, и жестом пригласил Ашри войти.

– Прости, – выдохнула элвинг, скользнув взглядом по старым шрамам Грава. – Надо было постучать…

– Да брось, – рассмеялся Клыкарь. – Видела бы ты её лицо! И своё!

Бист запер дверь и, подцепив на столе кувшин, разлил лимру по кружкам:

– Остывшая, но не вчерашняя. Держи, – протянул одну Ашри.

Элвинг покосилась на кровать, сморщила нос и предпочла сесть на стул.

– Рассказывай, что такого важного случилось? – Клыкарь набросил покрывало на лежбище и сел следом, натягивая рубаху.

– Эта книга! – Ашри плюхнула паучьи истории рядом с Гравом. – И твой заказчик.

– Наш, – поправил Грав.

– Ты же знаешь о том, что я вижу.

– Потому ты и ценная половина нашего великолепного дуэта, – Клыкарь выудил из-под кровати сапог. – И я не сомневался, что ты изучишь книгу со всех сторон.

– Да, я прочла это! Ты же знаешь, как я «люблю» пауков. – Ашри сделала глоток и признала, что лимра отличная. – Так что требую доплаты за моральный ущерб!

– Брось, какая доплата? У нас всё поровну и твоя половина меньшая, – Грав пошарил под кроватью, выудил кружевной лиф, закинул его обратно и, наконец, нащупал второй сапог.