Но звезда ничего не ответила ему. Он не услышал ее голоса. Дар Толкователя Языков почему-то не действовал. Луч продолжал меркнуть. Мало того, на небо со всех сторон начали наползать тучи, стремительно укрывая собой звезды.

–Благовей! – заорал Ваня что было сил. – Я же замерзну! Верни меня домой! Немедленно!

Но через пару мгновений тучи полностью укутали весь небосклон, и сквозь их плотный полог не мог пробиться свет ни одной звезды, даже такой крупной и яркой, как Великий Благовей. Стало темным-темно. Ваня в ужасе огляделся. Вокруг почти ничего не было видно. В этот раз все было гораздо хуже, чем тогда, когда он очутился здесь впервые. Теперь он стоял в пижаме, утопая босыми ногами в снегу, и холод обжигал его так сильно, что руки затряслись, а колени заходили ходуном. «Ну и что мне теперь делать?» – подумал мальчик, чуть не плача. В довершение ко всем несчастьям поблизости раздался волчий вой. Сердце у Вани оборвалось и рухнуло вниз. Неужели все повторяется, и ему вновь придется уносить ноги, спасаясь от волчьих зубов? Но не успел он пуститься в бегство, как от неожиданности замер, как вкопанный. В черном, затянутом тучами небе вспыхнул яркий свет. Вдали появились очертания знакомых саней, запряженных тремя оленями с раскидистыми ветвистыми рогами. И в точности, как в прошлый раз, Ваня разглядел в тех санях старика с длинной, развевающейся на ветру седой бородой. «Я второй раз в жизни вижу Деда Мороза! Жаль, только он меня сейчас не видит!» – подумал Ваня, провожая взглядом чудесное видение. Олени промчались по небу прямо над Ваней и быстро исчезли вдали. Снова стало темно. Неожиданно где-то совсем близко раздался пронзительный разъяренный женский вопль. Ваня вздрогнул от испуга и стал пристально всматриваться в кромешную тьму. Сначала по-прежнему ничего не было видно, только слышались ругательства и крики. Но когда глаза привыкли к темноте, мальчик разглядел совсем недалеко от себя, шагах в пятидесяти, очертания высокой женской фигуры, а затем и волков, присевших вокруг нее. Женщина топала ногами и кричала, злясь отчего-то, и было в ней что-то очень знакомое Ване. Страшная догадка обожгла его, вспыхнув в голове: «Леденюха! Но этого не может быть! Я же сам видел, как она превратилась в лужу!». Мальчик вжался в снег, дрожа больше от страха, чем от холода, чтобы злая ведьма и ее зубастые слуги его не заметили. Какое-то время он слушал злобные крики, к которым прибавился жалобный волчий визг, но вскоре все стихло. Осторожно выглянув из укрытия, Ваня увидел, что волчья стая удаляется от него, и следом за ними летит белая ворона. Впереди светились в темноте огоньки Снеговении. И ему срочно нужно было добраться до деревни, иначе он мог просто замерзнуть в снегу и навсегда остаться в этом сугробе. Ваня выждал, когда волки во главе с ведьмой удалятся на приличное расстояние, и заспешил следом за ними.

Когда мальчик добрался до деревни, он уже совсем не чувствовал ног от холода. Снеговики встретили его даже не пением, а тревожными вздохами, словно хотели что-то рассказать. «Ах-ах-ах! Ох-ох-ох! Ай-яй-яй!», – причитали снежные человечки каждый на свой лад. Ваня промчался сквозь распахнутые настежь ворота, заметив с тревогой, что сторожей на них не было. Это было странно и могло означать одно, – в деревне случилась беда. Мальчик заторопился. Он хорошо помнил дорогу к дому бабушки Акулины-Вязальщицы, где жила Живинка, и быстро добрался до него. В окнах дома горел свет, что выглядело еще более странным, чем распахнутые ворота. Ведь была глубокая ночь, и в это время люди обычно спали. Не зная, чего ждать, Ваня забарабанил в дверь онемевшими от мороза руками. Открыли не сразу. А когда дверь все-таки медленно и со скрипом отворилась, Ваня увидел не Живинку и не ее бабушку, а очень бледную незнакомую женщину с красными заплаканными глазами. Та пристально смотрела на него несколько мгновений и лишь потом позволила войти. В доме было холодно, даже морозно, почти как на улице. Наверное, давно не топили печь. И не пахло свежеиспеченными булочками и пирогами, как в прошлый раз. Женщина накинула на дрожащего от холода Ваню пуховую шаль, и приятное тепло мгновенно окутало его, согревая. «Ага, шаль самогрейная!» – он вспомнил, что вещи бабушки Акулины всегда были такие теплые, будто их только что сняли с печки. Вдруг сердце ёкнуло и забилось, как бешеное. В дальнем углу, на кровати, Ваня заметил девочку, лежащую с закрытыми глазами, но она не спала. Девочка была мертва. По крайней мере, так выглядела, потому что в лице ее не было ни кровинки. Она была намного бледнее женщины, открывшей Ване дверь, хотя это казалось невозможным. Лицо ее было очень знакомым. Он бросился к ней, надеясь, что ошибся, хотя знал, что это не так. «Живинка!» – вспыхнуло в памяти ее имя. Конечно же, это была она. Бескровное лицо не оставляло шансов на то, что девочка жива. Чья-то рука легла ему на плечо. Он обернулся. Седобород! Но как-то изменился. Что с ним не так? Ах, да, борода из угольно-черной стала совершенно белой. И тут Ваня заметил, что в доме было полным-полно людей. Они стояли вдоль стен комнаты и перешептывались, разглядывая его. Некоторые лица были ему знакомы. Почему они все здесь? Что стряслось? Неужели Живинка…уме…? Ваня прогнал страшное слово из своих мыслей, все ещё надеясь на чудо. И оно произошло! Живинка вдруг приоткрыла глаза и выдохнул тихо, еле слышно: