По обе стороны камина стояли несколько знамен и деревянные щиты с разноцветными гербами короля и города Парижа.

В общем, зал выглядел весьма торжественно. Это, конечно, был не Версаль, но что-то напомнило о нем, когда губернатор величавым шагом приблизился к длинному столу.

Фронтенак усадил Анжелику справа от себя, а господина де Барданя – слева.

Взгляд Анжелики встретился со взглядом посланника короля, и она невольно улыбнулась ему.

Между тем члены Совета все продолжали прибывать, звенели шпоры, на каменных плитах стучали высокие каблуки туфель с пряжками. Наконец, шурша облачением, вошел епископ в парадной сутане и короткой лиловой мантии. За ним следовал камерарий.

Монсеньор де Лаваль занял место в центре, напротив него с другой стороны разместился интендант Карлон. Прочие члены Совета, а также приглашенные расселись вокруг стола. Дворяне были в шляпах и плащах и при шпагах.

Некто господин Базиль явился в меховой шапке и меховой пелерине. Сняв их, он остался в жилете с роговыми пуговицами и брыжах из простого полотна.

Маркиз де Вильдавре, надушенный и напудренный, усевшись справа от Анжелики, сообщил ей, что за последние двадцать лет господин Базиль столько раз принимал участие в заседаниях Высшего совета, что никто уже не обращал внимания на его нелепый вид и даже на неизменное присутствие его приказчика Поля-ле-Фоля, стоявшего всегда рядом с ним или за спинкой его стула… Секретарь Карбонель попробовал было занести его в свои списки под фамилией Лефолле, однако приказчик с помощью господина Базиля исправил ее на Ле Фолле или Ле Фу.[7] В конце концов все смирились и с его именем, и с его присутствием, и с его насмешливым видом.

Базиль один стоил всех письмоводителей, нотариусов и юристов колонии, вместе взятых. Он контролировал рынки как Верхнего, так и Нижнего города, множество складов и причалов, благодаря своей ловкости и знанию законов он осуществлял огромное количество разного рода тайных операций.

Индеец Пиксарет умудрился втиснуться между Анжеликой и господином де Фронтенаком, который, видя это, предложил ему председательствовать на Совете вместе с ним. Пиксарет считал, что должен участвовать в заседании Совета, на котором будет обсуждаться судьба Акадии. Он представлял племена, входящие в союзную французам конфедерацию абенаков, и часть алгонкинов с юго-запада, живущих на побережье океана и берегах рек Пенобскот и Кеннебек, куда входили значительные этнические группы: микмаки, эчемины, малеситы, песмакодики, пентагоэты… Он начал раскладывать на столе целый набор из деревянных палочек.

Участники заседания Совета смотрели на него с беспокойством. Они не боялись индейского красноречия, но знали, что индейцы способны говорить часами. Когда они намеревались произнести длинную речь, они пользовались деревянными палочками, чтобы лучше помнить различные пункты своего выступления. Каждая палочка представляла отдельный параграф их речи. Они раскладывали их перед собою и, по мере того как говорили, одни добавляли, а другие убирали. Так что, похоже, Пиксарет собрался говорить долго. И поскольку таково же было намерение и остальных участников заседания, нужно было приготовиться к тому, что за право выступить развернется ожесточенная борьба.

Госпожа де Меркувиль явилась в сопровождении своего раба-индейца из племени пауни, которого она купила у трапперов, вернувшихся с Великих озер. Его правая щека была обезображена недавним клеймом с изображением цветка лилии, однако это не мешало ему с гордым видом нести вышитую сумку, в которую деятельная дама засунула целую кипу бумаг.