Беранжер-Эме окунула в нее кончики пальцев с развязным и вместе с тем сокрушенным видом – верх женской грации и лицемерия. В этом жесте чувствовалось бесспорное очарование, прелестная дерзость, сочетающая в себе одновременно веселость и набожное смирение, – такими изображают определенную категорию ангелочков, которые окружают трон Всевышнего словно только для того, чтобы шалить.

Глядя на нее, Анжелика вспомнила, что госпожа де Лаводьер тоже гасконского происхождения, родом из Окситании, той провинции Аквитании, непокорной и солнечной, где люди имеют своеобразное представление о религии и совсем иначе относятся к вере и обрядам.

Анжелика вспомнила, что, когда она впервые приехала в Тулузу из родного Пуату, ее испугал пылкий нрав этих людей, черты которых воплотились в благородной натуре Жоффрея де Пейрака: изящество, ум, отчаянная независимость, страстность. А также горячность, нежность, бескорыстие и тонкая ирония.

Тогда ей казалось, что прекрасные дамы Лангедока, с их черными глазами, дразнящим смехом и огненными страстями, насмехаются над ее белокурыми волосами и серьезностью. И «маленькой пуатевинке» пришлось потрудиться, чтобы заставить их признать себя.

И вот теперь, не смешно ли, эта сумасбродная Беранжер вновь пробудила в ней те давние, позабытые чувства.

Семинарист, одетый в черное, проводил дам в просторную приемную. Узнав о цели их визита, он удалился, чтобы выяснить, действительно ли господин де Пейрак находится здесь, что весьма вероятно.

Комнату обогревала печь из тех, которые начали привозить из Англии. На стенах висело множество картин, и среди них – портрет святого Игнатия Лойолы, испанского офицера, который чуть более столетия назад основал свое знаменитое Общество Христовых воинов. В нише, под горящей лампадой, находился слепок с его посмертной маски.

Беранжер расхаживала по комнате, с интересом разглядывая большие картины на религиозные сюжеты со множеством персонажей. Все они были написаны талантливыми художниками, и чувствовалось, что те работали над ними, вдохновляемые благочестием.

Одна из них изображала смерть Жоржа Ваза, проповедовавшего в Африке. На картине он, собрав последние силы, благословлял негров из Конго, стоящих вокруг его смертного одра. На другом полотне отец Франсуа-Ксавье среди толпы китайцев оживлял утонувшего ребенка. Он был одним из первых шести иезуитов, соратников Игнатия Лойолы, которые, как и основатель ордена, были канонизированы папой Григорием XV. Его праздник недавно отмечался, и поэтому перед картиной стояли большие серебряные и стеклянные вазы, полные расписанных и позолоченных бумажных цветов, которые изготовляли монахини, работавшие в Отель-Дьё.

В приемной царила особенная тишина. Атмосфера здесь была иной, чем в семинарии. Более сдержанной. Удивительный покой, несмотря на то что совсем недалеко в классных комнатах находились дети. Закрыв двери, вы ощущали себя за этими толстыми стенами будто в крепости. Здесь странствующие миссионеры отдыхали от своих утомительных и опасных походов. После бесконечных путешествий в каноэ из бересты, после дыма и насекомых в индейских хижинах они обретали покой в выбеленных известью кельях, моральную поддержку, которую им несла литургия и возможность спокойно беседовать с братьями по вере. Здесь они писали свои знаменитые донесения, столь ожидаемые во Франции. Здесь же они изучали языки индейцев, учили юных канадцев и предавались духовным и телесным упражнениям, предписанным основателем их ордена.

Здесь бывали неординарные личности, способные левитировать, передавать мысли на расстояние, наделенные даром ясновидения.