– Нет! Мне хочется стать на якорь и обзавестись хозяйством. Что за жизнь на Карибах для порядочной семьи? Да еще с такой хорошенькой женушкой, как Жюльенна. Гиацинт вмиг уведет ее. Но я не могу считать, что дело в шляпе, пока не договорился с Отравой. Вот я и хотел, госпожа, чтобы вы были за нас.

– С отравой? – Анжелика не поняла, о чем он.

– С попечительницей! С «драконицей», значит! Не похоже, что она готова расстаться с приданым Королевских дочерей. Надо бы уговорить ее. Я не только за себя прошу. Ванно крепко влюблен в Дельфину, а…

– Договорились. Спрошу у госпожи де Модрибур, что она об этом думает, и замолвлю за тебя словечко.

– Благодарствую, госпожа графиня, – смиренно отвечал Аристид, – коли уж вы за это взялись, мне спокойно. Уж я-то знаю, с вами все пойдет на лад, опомниться не успеешь, разрази меня гром!

И он заговорщически подмигнул Анжелике.

Ее шокировала неприкрытая неприязнь Аристида по отношению к герцогине де Модрибур, но надо было принимать его таким, каков он был: островному пирату низкого происхождения, без чести, не верящему ни в бога ни в черта, всегда были чужды представления о такте и приличиях.

Кроткая Мари сообщила Анжелике, что госпожа де Модрибур молится.

Однако, едва заслышав голос Анжелики, герцогиня появилась из ниши, где совершала молитву.

– Я принесла вашу одежду, – сказала ей Анжелика. – Все, кроме накидки…

Пристально взглянув на желтую юбку и красный корсаж, Амбруазина вздрогнула и попыталась оттолкнуть вещи.

– О нет, это невозможно!.. Я хочу оставить это черное платье. Не соблаговолите ли отдать его мне? Я ношу траур – по нашему несчастному кораблю и беднягам, которые так страшно умерли, да еще и без отпущения грехов!.. Меня не покидает воспоминание о той ужасной ночи. Я размышляю о Промысле Божием и о том, что Он хотел сказать нам этим кораблекрушением… Нынче праздник Девы Марии, мы должны были уже быть в Квебеке. И я наконец могла бы молиться в тишине кельи. Я испытывала большую приязнь к фельянтинкам, в монастырь к которым удалилась после кончины моего супруга. У них очень строгие правила. Урсулинки придерживаются почти таких же. Там на меня низойдет покой, я уже чувствую. Их орден близок мне, как никакой другой. Беседа с ближним там больше напоминает ту, что Господь Бог вел на этом свете, дабы просветить души. За что… о, за что, вместо того чтобы привести меня в тихую обитель, Он выбросил меня на этот дикий, унылый и пустынный берег?..

Она казалась растерянной, как ребенок, и вопрошающе и тревожно переводила свои огромные глаза с лица Анжелики на утопающую в морской пене ярко-синюю линию горизонта, которая виднелась в приоткрытую дверь.

В простом деревенском доме, обставленном грубой мебелью, было тепло. В глинобитном полу виднелись плоские круглые камешки. Убожество, уже привычное американским поселенцам в их стремлении строить новую жизнь на новой земле, выглядело особенно неуместным и беспощадным применительно к двум этим женщинам с их аристократической красотой, указывавшей на богатое благородное прошлое. Все в них свидетельствовало о том, что обе в восхитительных нарядах блистали при королевском дворе, украшенные должностями и драгоценностями, окруженные уважением…

Любой беспристрастный наблюдатель мог бы всерьез задуматься над превратностями безумной судьбы, которой заблагорассудилось соединить их здесь, в этом заброшенном углу, где, чтобы выжить, ежеминутно требовались нечеловеческие усилия, сопряженные с неуверенностью в завтрашнем дне.

Амбруазина де Модрибур была проникнута столь глубокой тревогой и отчаянием, что на какое-то мгновение ее внутреннее состояние передалось Анжелике.