Она разразилась почти детским смехом и резко тряхнула головой в знак протеста, от чего рассыпались по плечам ее роскошные черные волосы.

– Глупости! Я уверена, что ВАС мне нечему учить.

– А вот я убежден в обратном.

«Да они флиртуют», – в ужасе призналась себе Анжелика. Какой-то страх пригвоздил ее к месту, а они продолжали беседовать у нее на глазах, и издали, как в кошмарном сне, она различала их голоса: глухой, принадлежавший мужу, и другой, воркующий, завораживающий, – голосок Амбруазины, ее горловой смех.

– Граф, вы расставляете мне ловушки!.. Ведь не станете же вы, прославленный ученый, утверждать, будто не знаете, по какой причине прилив происходит не точно в тот час, когда Луна находится в зените, но с некоторым временным сдвигом?..

– К несчастью, именно так. Мне пока не удалось математически обосновать причину сего феномена.

– Вы надо мной насмехаетесь.

– Нет! Скорее вы вправе посмеяться надо мной… Но это столь мелкое унижение… Нетрудно простить себе незнание, когда обладаешь привилегией поступить в обучение к столь прекрасной женщине… Итак, послушаем ученого магистра…

– Постойте! Подождите! – закричал Вильдавре. – Я тоже хочу понять! Начнем сначала. Каким образом лунное притяжение, если допустить, что таковое имеется, может вызывать приливы?.. Слушай внимательно, Александр!

– Я все это и так знаю, – обиженно проворчал молодой человек.

Амбруазина тотчас повернулась к подростку с вопрошающим и одновременно властным выражением лица. У того достало ума пойти на попятную:

– Я хочу сказать, что в Квебеке мне об этом уже рассказывал отец де Мобеж. Но я не прислушивался.

– Отец де Мобеж? – Казалось, Амбруазина заинтересовалась. – Он ведь бывал в Китае и содействовал основанию обсерватории в Пекине, не так ли? Мне не терпится побеседовать с ним!

– Так что с Луной? – настаивал Вильдавре.

– Сейчас узнаете, маркиз. Если желаете, можете задавать мне вопросы. – На сей раз она обращалась непосредственно к губернатору Акадии.

– Итак, – наставительно начал он. – Э-э-э… если Луна, как вы говорите, оказывает влияние на весь земной шар в приблизительно равных пропорциях, как может случиться, что в каких-то местах приливы незначительны, а в других – огромны?

– Тонкое замечание. Действительно, об этом велись долгие споры. В наши дни пришли к выводу, что подобная разница в силе приливов вызвана неодинаковой в разных морях вязкостью воды. Так, например, Средиземное море – внутреннее, а потому очень соленое, и притяжение Луны не может создать кривизны, достаточной для того, чтобы уравновесить вязкость поверхности. Напротив…

– Что вы называете вязкостью поверхности? – поинтересовался кто-то.

– Плотность того, что составляет «кожу» моря.

– «Кожу» моря! – прыснул Вильдавре.

– Да-да, друг мой!

Анжелика пришла в себя. С тех пор как маркиз включился в разговор и он перестал быть диалогом между графом де Пейраком и герцогиней, Анжелика почувствовала себя лучше, внезапно нахлынувшая дурнота прошла.

Щеки вдруг загорелись, и графиня поняла, что несколько секунд, должно быть, была бледна как смерть. Слова по-прежнему гудели в ушах, она заставила себя прислушаться и понять их смысл, силясь осознать, что же произошло.

«Что это было? Да ничего! Что на меня вдруг нашло?.. Ничего не случилось. Все в порядке, все как обычно…»

Анжелика слушала голос Амбруазины де Модрибур, которая очень доходчиво объясняла, что, если выстрелить по поверхности моря, пуля рикошетом от нее отскочит. А значит, благодаря своей «коже» море оказывает сопротивление любому проникновению. «Кожа» внутреннего моря, каким является, например, Средиземное, неизбежно стягивается, становится очень плотной и таким образом сопротивляется притяжению ночного светила. Напротив, чем больше поверхность, тем больше она растягивается, как здесь, во Французском заливе, или в бретонской бухте Мон-Сен-Мишель, где встречаются две оконечности безбрежного океана. И тем охотнее море покоряется притягательной силе Луны.