В то мирное утро, пронизанное светом и теплом наступающего дня, Анжелика этого еще не знала. И лишь колдовская песнь, доносившаяся от Потерянной башни, вселяла в ее душу какую-то смутную тревогу. Анжелике хотелось не думать об этом. Она ощущала себя обновленной, даже какой-то другой, и с улыбкой смотрела в глаза мужчине, которого так сильно любила. Все в нем будоражило ее и делало счастливой.

Плеск воды возвестил о приближении шлюпки. Они подошли к борту, матрос открыл им створку. Стоя на коленях, другой разматывал веревочную лестницу.

– Бедный мой котенок, я совсем забыла о нем! – вспомнила Анжелика. – Надеюсь, кто-нибудь налил ему водички… и что герцогиня де Модрибур не скончалась. Теперь, когда все немного успокоились, мне следовало бы наведаться к Абигель. Она скоро родит…

Они устроились в лодке, и матросы взялись за тяжелые весла, чтобы преодолеть несколько саженей, отделяющих их от берега.

– Заодно загляну к госпоже Каррер и попрошу ее подыскать достойное пристанище для герцогини, чтобы мы могли вернуться в наши покои в форте. Вы ведь останетесь? Я не перенесу, если вы снова покинете меня, будь то душой или телом… Время тянется так долго и томительно, когда я не знаю, где вы. Я готова целиком посвятить себя Голдсборо, но при условии, что вы будете поблизости… Что за судно вчера вечером вошло в порт?..

Пейрак покачал головой:

– Честно говоря, я всерьез опасаюсь, как бы это не оказались люди, явившиеся сюда, чтобы разлучить нас, вынудив меня вновь для поддержания порядка бороздить Французский залив.

– Это англичане?

– Нет, французы. Губернатор Акадии господин де Вильдавре. Мне еще вчера вечером доложили, что он прибудет, но я поручил Колену и д’Юрвилю его принять, потому что хотел посвятить себя вам, и только вам.

Шлюпка пристала к берегу. Анжелика тотчас заметила какое-то крошечное живое существо, отчаянно барахтавшееся среди выброшенных волнами водорослей.

– Что это? Краб? О боже, мой котенок! – воскликнула она. – Что он здесь делает, ведь он и без того еле живой!

Анжелика подхватила его на руки. Покрытый пеной и песком, с прилипшей к тонюсеньким косточкам шерсткой, он снова казался на последнем издыхании. Но, как и прежде, смотрел на свою спасительницу требовательным и благодарным взглядом своих золотых глаз.

– Можно подумать, он явился на берег, чтобы дождаться меня; будто знал, что я вернусь сюда…

– Я тоже дожидался вас здесь вместе с этой зверушкой, – проскулил кто-то, и из тумана появился Адемар. – Вот еще незадача… Губернатор Акадии, что прибыл вчера вечером, говорит, что мы – я и другие солдаты, что прежде были в форте Святой Марии, – дезертиры. Грозится, что он передаст нас в военный трибунал, а того, кто нас сюда привез, отходил бы палкой.

– А, Дефур тоже здесь, – сказал Пейрак. – Похоже, будет скандал, ведь братья Дефур недолюбливают чиновников из Квебека. Кто там еще?

Из тумана выступили три-четыре силуэта. Колен, квартирмейстер Ванно, д’Юрвиль, Габриэль Берн. Им желательно, сообщили они, безотлагательно обсудить с господином и госпожой де Пейрак несколько вопросов, прежде чем прибывший накануне вечером неуемный французский губернатор завладеет вниманием графа, засыпав его протестами и требованиями.

Колен уже вошел в курс дела. Он с такой компетентностью защищал интересы гугенотов в Голдсборо, что постепенно снискал себе их поддержку.

Он сообщил, что разработал два проекта, о которых уже одобрительно высказались как гугеноты, так и католики. Прежде всего это строительство небольшого форта с четырьмя угловыми башнями в означенном месте, а именно на реке Кайюгов, на полдороге между лагерем Шамплейна и портом Голдсборо. Именно по этой реке враждебно настроенные индейцы могли проникнуть к поселениям белых.