Россия, весна 1994 года.

– Не верю своим ушам! Ты правда ходила к нему в больницу?! – кричали сыновья, перебивая друг друга.

– Мне позвонил лечащий врач Гриши, по его просьбе, что я должна была ответить?! – вяло отбивалась Аня.

– Что полковник Романов чужой для тебя человек, пусть звонят его супруге!

– Рая оформила развод, как только у Гриши диагностировали рак, и уже успела переоформить на себя дачу и квартиру...

– Правильно сделала! Пусть он пожинает плоды своих поступков и тихо загибается в военном госпитале в гордом одиночестве!

– Он ваш отец...

– Мама, не вздумай всё прощать и бегать к нему в палату!

– Да куда там бегать, безнадёжных лежачих больных в госпитале теперь не держат, отправляют доживать домой к родным.

– Не обязательно домой, хосписы есть!

– Да, Гришу хотели направить в Петербургский хоспис...

– Так почему не направили?

Аня промолчала, и сыновья схватились за головы, догадываясь об ответе. Последний год жизни Григорий Романов провёл в маленькой квартирке своей первой жены, на кровати у окна. Сыновья, заскакивая в гости к матери, отныне сразу шли на кухню, не бросая ни единого взгляда в открытую дверь единственной комнаты. Григорий поначалу пытался звать сыновей, потом перестал. Похоронив бывшего мужа, Аня мысленно подвела черту под самым длительным периодом своей жизни.

– Неужели ты действительно простила бывшего мужа? – шепотом спросила жена Аниного старшего сына, когда они возвращались с кладбища под моросящим дождём: дети Ани помогли с организацией похорон, но на кладбище не пришли, доверив жёнам поддержать их мать.

– Да, простила. Он был мне неплохим мужем, пока... пока был им. И человеком был неплохим: родным моим помогать не отказывался, родину защищал во время войны и после. Один подлый поступок не должен перечёркивать всё хорошее, что было раньше.

– А моё мнение прямо противоположное: одним поступком очень даже можно уничтожить всё хорошее, что было раньше. Я бы не стала прощать такого предательства, полковник того не стоил, – решительно заявила жена младшего из Аниных двойняшек.

– Возможно. Но прощение было нужно не ему, оно было необходимо мне самой, понимаете? Мне стало легче, когда я всё простила и взялась ухаживать за ним. Я скинула тяжёлую ношу боли, разочарования, даже ненависти. Мне будет проще жить дальше...

...

Россия, лето 2001 года.

– На мою бабушку мужчины засматриваются больше, чем на меня, – засмеялась Оленька, когда благообразный солидный мужчина второй раз обернулся вослед их парочке: они, взявшись под ручку, прогуливались по набережной Петра Великого.

– У меня чересчур яркая помада, нанесённая по твоему настоянию, – нахмурилась Аня.

– Глупости! Просто ты шикарно выглядишь: элегантный наряд, красиво уложенные густые волосы без капли красителей, натуральный «перец с солью», как сейчас говорят, плюс хрупкая фигурка. Ты в свои восемьдесят выглядишь максимум на шестьдесят, особенно когда улыбаешься.

Аня рассмеялась:

– Молодое поколение научилось льстить на западный манер: так искренне, с такой голливудской улыбкой, что невольно проникаешься комплиментом. Хорошо, приму твои слова как положено в современно мире: с гордым видом кивну и удержу при себе рассказ о том, какой замечательный стоматолог-протезист поспособствовал белизне моей улыбки и как к нему можно записаться на приём.

– О да, про протезиста точно говорить не надо! – фыркнула Оленька. – Ты гордо рассказывай, что твой род идёт от Великого Полоза и что крепкое здоровье и долголетие свойственны всем потомкам знаменитого Змея. Сейчас мода на мифических персонажей и стиль фэнтези, ты будешь в тренде!