Зимние месяцы пролетели заметно, но быстро. Как снежинки. Их хватило на создание коллекции картин. «Силуэты в тумане» внесли в каталог работ, представленных в главной галерее города. Создательница картин, вызвавших шумиху, спокойно восприняла массированный штурм журналистами и приверженцами бомонда, желающими завести модное знакомство. С таким же безразличием она реагировала на собственные фотографии в ряде журналов. Статьи, в центре которых она фигурировала, Ада постаралась прочесть мельком, чтобы не расстроиться критикой, тем более перед поездкой в Лондон, куда её с картинами пригласил владелец Арт-холла. Предстоящее событие обдавало дрожью тело. Она мечтала о славе, но не задумывалась о таком аспекте как пристальное внимание непосредственно к ней лично. Считавшая саму себя обычной и может даже невзрачной, Ада посмотрела на себя глазами ценителей искусства. И вспомнила слова матери, настойчиво убеждавшей её в наличии красоты. Ей бы не помешала поддержка близких, но опасаясь снова ворваться в гущу конфликта, обосновавшегося в квартире семейства, решила не спешить с визитом. Тем более перед поездкой в Англию.

Жизнь обладает уникальным качеством резко меняться. Люди вторят ей. Некоторые опережают и кажутся самоуверенными, другие запаздывают, оказываясь теми, кто упустил шанс, а третьим удается следовать в заданном темпе и попадать в струю. Художница, доверенная попечительству случая, не торопилась забежать вперед и не топталась на месте. Она просто делала нужные шаги.

Заходить в комнату погруженной не возникало потребности. Датчики указывали на допустимые значения нормы. Сбой в программе ликвидировался сам собой.

Вот только он помнил два месяца страданий его подопечной. Истерики чередовались с многочасовым созданием картин. От утомления она частенько засыпала на полу. Разве что исправно пила куриный бульон и заказывала доставку здоровой пищи.

Десять картин с силуэтами оборвали мучения художницы. Она затихла. Перестала прислушиваться к своим ощущениям. И наконец-то вышла на улицу.

Ему также следовало передохнуть. Она была не первой погруженной, и он уже устал от созерцания человеческой жизни. Он научился сочувствию. Это было его заданием. Испытанием. И, кажется, что он его выдержал. Но вот окончания работы не предвиделось, пока погруженная оставалась в земном мире. Если бы он не запоминал тщательно земные маршруты погруженных, может быть, не тяготился грузом впечатлений. Наблюдение за ними превращало его из статиста в страждущего. И он хотел поставить точку. Страдания бывают чрезмерными. Возможно, оправданными и даже нужными, но они высасывают столько энергии, что кажется вместо жизни образуется пустота. Такая зияющая громадина черного цвета, куда скатываются мечты и желания. И он уверенно катился в пропасть, залитую черным цветом, не находя причины для такого состояния.

В отличие от него, она сумела заглянуть в пустоту и устоять на ногах. И все для того, чтобы увидеть свет и совладать с новым открытием.

Тягучие дни, сдобренные прохладой, мешали работать. Ежедневно возвращаясь домой, она все сильнее испытывала непреодолимое желание сесть в машину и умчаться подальше. И он читал это в её глазах, получая дополнительное основание для изощренного скандала. У него отменно получалось выводить её из себя, даже не повышая голос. С ним она утрачивала адвокатскую сноровку и превращалась в типичную истеричку, какими она видела своих клиенток.

– Не спешишь домой. Сегодня задержалась на пятнадцать минут, – с этими словами Артур принялся медленно расстегивать часы, нарочно задерживая взгляд на циферблате.