– Я тоже удивилась, а только у меня бульон закипал на плите. Некогда было с ней разбираться.

День выдался солнечный, и Ирина, шагая по проспекту к троллейбусной остановке, счастливо щурилась, превращая солнечный лучик в разноцветный веер, улыбалась, чувствуя, как ласкает щеки нежное весеннее солнце. Слушала трамвайные трели, щебет птиц и восклицания встречных мужчин.

– Ну привет, подруга, – услышала она чей-то хрипловатый голос, и кто-то резко дернул ее за рукав пальто.

Ирина резко остановилась и открыла глаза.

– Что, не узнала? – невесело усмехнулась незнакомая женщина в сером застиранном платке и синей выгоревшей тужурке. – Нина я, Нина Обухова.

– Нина? – Ирина глазам своим поверить не могла.

Нина, изящная, красивая, цветущая женщина, всегда модно и со вкусом одетая, Нина, которую она оставила в Лондоне, превратилась в старуху, да еще, кажется, пьющую. Щеки и нос Нины покрывали специфические тонкие ниточки красно-синих капилляров.

– Боже мой! Что с тобой? Как ты здесь оказалась?

– Пойдем в сторонку, побеседуем, – беря Ирину под руку, предложила Нина.

Ирина неохотно подчинилась. Вид бывшей подруги ее поразил, но никакого желания продолжить общение, расспросить, поддержать, оказать бедняжке хоть какую-то помощь она не испытала, напротив, была бы рада поскорее от нее избавиться и уже соображала, сколько у нее в кошельке есть денег.

– Сядем, – подводя Ирину к лавочке в стороне от проспекта, закуривая папиросу, проговорила Нина. – Я уже пять лет в России. В двадцать девятом году, когда мы были на гастролях в Соединенных Штатах, я вышла замуж за Джорджа Осгуда, богатого нью-йоркского коммерсанта. Мы познакомились на одном приеме, это был головокружительный роман, через неделю мы поженились. Все было чудесно, жизнь как сказка, огромный особняк, штат прислуги, ежедневные подарки, приемы, шикарные наряды. Муж носил меня на руках. Потом он стал поговаривать о детях. Джордж очень хотел наследника. Но ничего не получалось.

Ирина слушала грубоватый глухой голос бывшей подруги, смотрела на ее худую, мозолистую, с обломанными ногтями руку и не могла представить то, о чем Нина говорила. Какие дети, особняки и драгоценности? Перед ней сидела опустившаяся нищенка, постаревшая раньше времени, подурневшая. Это был совершенно незнакомый человек. Но Нина продолжала рассказ:

– В начале тридцать третьего года муж по делам должен был ехать в Россию, возможно надолго, и я попросилась с ним. Мне очень хотелось взглянуть на родину, ведь я была так мала, когда родители бежали от большевиков. Мать меня отговаривала, умоляла не ехать, но я не послушалась.

Вначале все было хорошо. Большевики прекрасно приняли мужа, он поставлял им какое-то оборудование. У нас появились влиятельные знакомые, однажды мы даже были на приеме в Кремле. Но мы стали все больше ссориться, иногда не разговаривали по несколько дней. Муж придирался к пустякам, стал оскорблять меня. Постоянно раздражался. А как-то в июле ему нужно было поехать в Ленинград на какой-то завод, я увязалась за ним, идиотка, хотела как-то помириться, устроить романтическое путешествие, но вместо примирения он меня просто бросил.

Накануне нашего отъезда я пошла прогуляться, муж посоветовал мне пообедать в городе и не торопиться с прогулки, у него были дела допоздна. Я послушалась, а когда вернулась, не нашла ни мужа, ничего! Эта сволочь сбежала, бросив меня без денег, документов, с одним чемоданом. Мне выдали его на стойке портье! – Горький смех Нины перешел в долгий нехороший кашель. – Мерзавец!