— Чтобы отвлечь, — срываю с себя полотенце.

На что она вскрикивает и быстро отводит глаза от уже встающего члена.

— Руслан, ты что творишь!? — говорит она, пятясь назад.

— Развеселить тебя хочу.

— В твоем пенисе нет ничего смешного, — качает она головой и опускается за полотенцем, но я резко ставлю на него ногу.

Она дергается и поднимает недоуменно глаза, проводя по телу обжигающим взглядом, прорывая фонтан похоти во мне.

Сердце как током стрельнуло. Потому что вот сейчас самый идеальный момент, чтобы попросить полечить мой отвердевший член.

Медсестра же она или нет.

— Это хороший комплимент, — хриплю я и снимаю ногу с полотенца.

Забираю из руки, затем хватаю и тяну Кристину к себе, погружаясь в ее теплоту.

Без слов. Просто касание губ к сухим.

— Я бы сдох без тебя, — шепчу ей на ухо, руками проводя по телу. — Ты понимаешь?

— Ты преувеличиваешь мое значение, — бьет она по моим жадным рукам, чуть дальше отходя. — Тебя выручил Флеминг.

Малышка решила мозг мне запудрить.

— Кто такой?

— Создатель антибиотиков, — отвечает она с намеком на улыбку.

— Не о нем я думал, пока валялся в коме, — дергаю бровями. — Хочешь услышать о ком?

— Главное, не рассказывай, о чем, — прикладывает руку, проверяя температуру, но я хватаю ее и хочу снова поцеловать.

Убедить, что все ее желания сбежать — лишь самообман.

Что же такого должно было произойти, чтобы она из трепещущего от касаний цветка превратилась в трясущийся на ветру цветок.

И эта мысль застряла, словно стекло в голове.

Я знаю ответ. И он уродлив, что идти к нему не хочется. Не думать об ужасном.

— Это еще почему?

— Потому что я не занимаюсь сексом.

Еще пока не занимается, но это поправимо. Мы еще придем к этому.

— Совсем, — усмехаюсь я и хочу коснуться ее промежности. — Давай попробуем?

— Если, — отшатывается она, по руке бьет. Но стоит на своем твердо. — Если ты не прекратишь меня домогаться, мы поедем в больницу.

Вот уж угроза так угроза. Снова она за свое. Ни тронь, ни поцелуй.

— Хорошо, — поднимаю я руки и почти наваливаюсь на нее, вдыхая свежесладкий аромат волос. Провожу по ним носом, касаюсь истерично бьющейся Кристины. — Домогаться не буду. Целовать буду. Если я хорошо помню, целовались мы, пока губы не занемеют.

Вот и сейчас она сама словно тянется.

Мне осталось усмирить пульсацию в члене и доказать, что я думаю не только о сексе.

Доказать ей, что она меня хочет, и дать ей время самой это осознать.

Губы. Язык. Влажное тепло и прохладная ткань, что касается торса. Заставляя тело буквально роптать об удовольствии.

Неужели малышка не понимает, что я в ее нежных руках. Не понимает, что стану ручным, позволь она мне стать частью ее жизни.

Поцеловать чуть глубже, настойчивее, чтобы она забылась и ничего не сделала, когда я лапой чуть приподниму халатик.

Она тут же замирает, отпихивает мою руку, отстраняясь, бежит от меня, скрывается в комнате.

Корил себя за несдержанность. Не могу потерпеть, идиот.

Иду следом за ней, наблюдая за тем, как она поправляет кровать.

— Ложись. Тебе надо отдыхать, — говорит она равнодушно, но я перекрываю выход и требую ответа, но она все же проскальзывает мимо меня на кухню.

Не сказав ни слова не сейчас, не спустя неделю, за которую единственной возможностью прикоснуться к ней были случайные обмороки. Правда и их она быстро раскусила.

Только выходила из своей комнаты и улыбалась.

Единственными приятными событиями в течение недели был ее пристальный взгляд, когда я отжимался по утрам, а она завороженно пялилась.

Перед этим отчитав, что мне еще рано вливаться в спорт.