Кабир не появлялся, как и статный негр, смотритель гарема Зияд.

К вечеру четвертого дня мы уже откровенно скучали, во дворце не было книг, музыкальных инструментов, не говоря уже о телевизоре и интернете. Мы переговорили обо всем, о чем могли, перемерили все наряды и украшения, изучили все покои и цветы в маленьком садике. Поняли, что из дворца не выбраться. Вечером слуги приносили нам еду и напитки и уходили, запирая на ночь массивную дверь, окованную медью, единственную, которая вела во дворец. Окна были забраны частыми решетками. Днем, пока дверь была открыта, в большом саду всегда кто-нибудь находился. Оттуда слышался женский смех, разговоры на арабском и наречии Сетифа, том самом, на котором говорили Кабир и его люди. Но ни разу я не слышала детского смеха.

Это казалось странным, если у Кабира несколько наложниц и жен, почему в доме нет детей? Даже если допустить ужасную мысль, что его детей убили, Кабир говорил о двоих сыновьях. Так где малыши от других женщин?

– Ты умеешь танцевать, Дина? – спросила Басима, и в ее глазах зажглись озорные огоньки.

Заканчивался пятый день в неизвестности и безделье. Мной овладело странное чувство, когда тело и сознание напряжены, как струна, сердце рвется на волю, но все стремления разбиваются о суровую реальность, как волны об острый утес, и ты вынужден бездействовать, плыть по течению.

Мы лежали на огромной кровати в спальне, которую для меня выделил Кабир. Комната Басимы располагалась рядом и по роскоши она не уступала моей. В первые дни девушка боялась в ней спать, думала, что посреди ночи ворвутся слуги и выволокут ее из постели.

Заходящее солнце окрашивало комнату в багровый цвет, скользя по узорам на стенах, позолоте и шелкам.

– В смысле, восточные танцы? – переспросила и прикрыла веки, спать рано, ужин еще не приносили, но и заняться нечем. – Нет, мама отдавала меня на гимнастику в детстве, но я так и не научилась садиться на шпагат, из-за чего расстраивалась, и родители забрали меня из группы через пару месяцев.

– Да. – Басима вскочила с кровати и громко хлопнула в ладоши. – Вставай, я буду тебя учить. Когда господин придет, ты покоришь его сердце танцем. Он тебя полюбит и сделает женой.

Я поморщилась, опять она говорит, что Кабир меня полюбит. Из ненависти не рождается любовь, особенно из такой, как у Кабира ко мне.

Но лучше заняться танцами, чем провести очередной вечер, томясь бездельем.

Басима задавала ритм хлопками и показывала мне движения, сначала простые, учила вращать бедрами. У меня получалось скверно, танцы явно не мое. Меня всегда больше влекли книги, я была домашним ребенком.

Пока мы занимались, хохоча до слез, за окном стемнело. Бежали минуты, часы, почти стукнуло десять, когда мы, усталые и довольные, вдруг поняли, что слуги, которые обычно приносили ужин, так и не пришли, а внешняя дверь, ведущая в сад, осталась открытой.

– Дина, это ловушка. Наверняка про тебя узнали жены и наложницы, ты не представляешь, какими коварными они могут быть. – Басима схватила меня за запястье, не давая выйти в большой сад, тонувший во мраке и тишине. Только где-то в глубине фыркали огромные хищные кошки.

Мне стоило огромного усилия заставить себя закрыть дверь и не выйти в сад. Я улыбнулась подруге, язык не поворачивался назвать девушку служанкой.

– Идем спать, скорее всего, про нас просто забыли, но если ты права, то я не помогу ни себе, ни другу, попав в ловушку, так? – сказала я с горечью, сердце рвалось на волю. В мечтах я уже нашла Ивана, освободила, и мы, как разбойники, сбежали в пустыню на краденых верблюдах.