Вместо этого он просто притворялся, что от него не зависит ничего.

Там, в цитадели Небесного Свода, было одинаково много крылатых и людей, и хотя считалось, что цитадель контролирует Небесный Народ, демоны там встречались едва ли не каждый день.

До Небесного Свода, до Серебренной Ярости – первого места где он пустил в ход меч, после него и даже теперь, в течение многих лет он пытался найти что-то вроде стабильности в хаотичном мире вокруг него. Эгоистично, или нет, он делал это как для собственного спокойствия, так и для спокойствия тех, кто зависел от него. В Небесном Своде у него было нечто вроде… соглашения с одним из людей из гарнизона – Данаем Сагавором, который служил в должности палача над теми, кто совершал преступления лёгкой и средней тяжести.

На самом деле их связывало не так уж много. Данай наказывал своих подопечных девятихвостой плёткой, и мог делать то же самое для Эштара. Это была единственная вещь, вызывавшая притяжение между ними двумя. Эштар пришёл к выводу, что Данаю это нравилось, и не только потому, что это была его работа. И Эштару это было нужно, чтобы оставаться спокойным.

Это был всего лишь небольшой неудачный побочный эффект его прошлой жизни. Событий, которые надолго определили его отношение и к демонам, и к людям. Он понял, что боль может быть как разрушительной, так и поучительной. Она может отвлекать, мешая делать своё дело – или отвлекать, заставляя сосредоточиться на своём долге. Эштар использовал все инструменты, которые были в его распоряжении, чтобы полностью обеспечить свою компетентность. Оказалось, что синяки от ударов плетью на его плечах и верхней части спины удерживали его на земле, пока он привычно избегал использовать эльфийскую мазь, если только дело не становилось совсем плохо. Дело было вовсе не в том, что Данай неправильно рассчитывал свои силы и мог разорвать его спину до крови. Дело было в том, что условия существования на Небесном Пике предполагали постоянную жару и густой туман, которые всегда плохо сказывались на заживлении ран.

Данай никогда не стал бы бить его снова, если бы какая-нибудь из ран привела к заражению. Поэтому как бы Эштар не ненавидел эльфийские целебные зелья, ему приходилось использовать кое-что из них, чтобы быть в нужной форме к следующей встрече.

— Проглоти это грёбаное эльфийское зелье! – рявкнул Данай на него однажды, просто всовывая красный флакон Эштару в ладонь. – Хватит делать из меня демона!

— Это не входило в мои намеренья, — сказал Эштар тогда. Он чувствовал себя взволнованным и неуверенным, зная, что Сагавор уже не прикоснётся к нему в этот раз. – Мне нужно напоминание, нужно, чтобы это не проходило более двенадцати часов. Я же не могу приходить к тебе каждый вечер. Сплетни – это не то, что нам нужно.

Но после того случая Данай иногда смотрел на него слишком долго и на его лице то и дело мелькало неприятное, обеспокоенное выражение. Он всё чаще находил оправдания, чтобы не встречаться с Эштаром в те ночи, когда тот нуждался в его помощи, даже если они договаривались о времени за несколько дней или недель наперёд.

К тому времени, когда войска дома Нар-Шах заняли крепость и старейшины отдали ему приказ отправиться заложником в этот клан, Эштар уже был более чем готов покинуть Небесный Свод и по возможности не вспоминать о нём больше никогда. Было глупо с его стороны надеяться, что его опрометчивые поступки и сомнительные решения никогда не напомнят о себе. Что боль перестанет преследовать его, если он спустится в Бездну или станет служить другой стороне.