21 апреля отношения с нацистской Германией Сталин обсуждал вместе с главой правительства Вячеславом Михайловичем Молотовым и наркомом обороны Климентом Ефремовичем Ворошиловым. На совещание в кабинет вождя были вызваны нарком иностранных дел Литвинов, его заместитель Владимир Петрович Потемкин, полпред в Англии Иван Михайлович Майский и полпред в Германии Андрей Федорович Мерекалов.

Мерекалов полагал, что Гитлер все равно будет стремиться к агрессии против Советского Союза, из этого и надо исходить. Сближение с Германией невозможно. Сталин думал иначе, и в Берлин Мерекалов не вернулся.

Полпред в Англии и будущий академик Майский вспоминал, что на заседании политбюро Сталин вел себя по отношению к Литвинову недружелюбно, а глава правительства Молотов просто обвинял наркома иностранных дел во всех грехах – его судьба была уже решена.

Драматические события 1939 года имели для Громыко особое значение. И не только потому, что именно тогда началась его дипломатическая карьера. Споры о том, как надо было тогда поступить, продолжаются по сей день.

Советские историки утверждали: пакт с Гитлером подписали в августе 1939 года ради того, чтобы сорвать образование единого антисоветского фронта. Западные державы не хотели сообща противостоять Германии и надеялись натравить на Советский Союз нацистов…

В реальности изоляция Советскому Союзу не грозила.

Объединиться с Гитлером демократии Запада не могли. Другое дело, что они страстно хотели избежать войны и долгое время шли Гитлеру на уступки, наивно надеясь, будто фюрер удовлетворится малым. Но делать уступки и становиться союзниками – принципиально разные подходы к политике.

В представлении западного мира Советская Россия мало чем отличалась от нацистской Германии. Для западных политиков Сталин ничем не был лучше Гитлера. И многие европейцы питали надежду столкнуть между собой двух диктаторов – Гитлера и Сталина: пусть сражаются между собой.

Точно так же столкнуть своих противников лбами надеялись в Москве.

Член политбюро и председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин откровенно говорил своим подчиненным:

– Мы не против империалистической войны, если бы она могла ограничиться, например, только войной между Японией и Америкой или между Англией и Францией.

В 1939 году Советский Союз оказался в выигрышном положении: оба враждующих лагеря искали его расположения. Сталин мог выбирать, с кем договариваться: с Берлином или с Лондоном и Парижем.

Британские и французские политики, презирая советский социализм, в 1939 году не ставили свой задачей уничтожить Россию. А вот Гитлер изначально видел в России врага. С первых шагов в политике фюрер откровенно говорил о намерении уничтожить большевистскую Россию как источник мирового зла. Нападение на нашу страну являлось для Гитлера лишь вопросом времени. В 1939 году он не собирался этого делать. Ни с военной, ни с экономической, ни с внешнеполитической точки зрения Германия не была готова к большой войне с Советским Союзом.

М.М. Литвинов. 1946

[ТАСС]

Громыко уже трудился в Наркомате иностранных дел, когда 23 августа Сталин заключил с нацистской Германией, то есть со смертельно опасным врагом, договор о ненападении (плюс секретный дополнительный протокол), а через месяц, 29 сентября, договор о дружбе (!) и границе (плюс секретные дополнительные протоколы).

Почему вождь предварительно сменил наркома иностранных дел?

Не стоит думать, будто Литвинов сопротивлялся сталинским указаниям, находился в оппозиции к Сталину. Максим Максимович имел свои представления о внешней политике. Но выполнял то, что решал Сталин. Самостоятельность наркома выражалась, скорее, в стиле и методах дипломатии, да и в некоторой свободе мысли.