Жарк замер. Сглотнул. Опустил взгляд себе под ноги. Осторожно, ощупывая взглядом уже плохо различимый в сумерках песок, шагнул к костру.

В сотый раз проклял пустыню, поездку и себя, глупого.

– Чашля пуглива, сама не нападет, – произнесла Анди, и Жарк взглянул на нее с благодарностью – от сердца отлегло.

– Но любопытна, – парировал наемник, – любит выползать на шум.

Жарк помертвел и поклялся – никуда больше в темноте не ходить. Лучше потерпеть.

От песков потянуло холодом, Жарк надел халат, потом закутался в накидку. После целого дня на жаре его начала бить дрожь, и холод казался обжигающим.

– Жуткое место, – ворчал он, подсаживаясь к самому огню, – днем жара, ночью холод такой, что зубы сводит.

– Зато звезды какие, – Ирлан поднял лицо к небу. Там сверкающим куполом раскинулось ночное небо. Бархатная темнота жила миллиардами огней, сверкала сгустками туманностей, завораживала чуждой красотой. Мозг не мог вместить в себя это величие вселенной, как и понимание того, какое расстояние их разделяет.

– Звезды, тьфу, – не согласился с ним Жарк. – Какая с них польза? Солнце греет, луна светит, а звезды? Мерцают себе без толку.

– Не скажи, – проговорил Орикс, – звезды – это души, попавшие на небо, и светят они умершим, чтобы те не потерялись по дороге или не попали в лапы дахсам – темным духам, которые караулят в темноте между звезд. И если станешь долго смотреть на звезды, можно приманить одного. Он вселится в тебя, и ты станешь одержимым.

Ирлану вспомнилось, что троглодка точно так же рассуждала о звездах. Значит, верование о небесном пристанище душ широко распространено в Бальяре.

Он запрокинул голову, пытаясь вобрать в себя огромный, мерцающий мир. В пустыне тот был гораздо ближе, чем на родине, а сами звезды казались ярче, крупнее. Они притягивали взгляд, настраивали на мистический лад. Ирлану и самому теперь казалось, что за каждой точкой действительно прячется чья-то душа, а не мертвый кусок камня.

– Проклятым? – уточнил он, пытаясь связать местные верования с Аргосскими

– Не, – помотал головой наемник, – проклятые – это другое. Одержимые с виду обычные люди, только чудят иногда. Могут убить кого-нибудь, если дух им прикажет. А еще они говорят на разные голоса. Видел одного такого на рынке. Ему задать вопрос, он тебе ответит, не размыкая губ.

– Дикари, – пожаловался костру Жарк, – звезды – это сгустки пламени, вроде нашего солнца, только очень далеко, а говорить, не размыкая губ, могут чревовещатели. К нам приезжал один с цирком. У них голос из живота идет.

Орикс недоверчиво прищурился. Налил себе в кружку еще чая из котелка. Помолчал, потом спросил:

– Зачем тогда так много солнц? Кому они нужны?

– Откуда я знаю? – раздраженно дернул плечом Жарк, поправил сползшее покрывало.

– Вот видишь, – наставительно произнес Орикс, – не знаешь. А я знаю, что это пристанище душ. Нас много, потому и звезд столько, что не сосчитать. Или будешь спорить с тем, куда мы уходим, когда умираем?

Жарк недовольно завозился, в теологических спорах он был не силен и сейчас с досадой искал доводы для упрямого дикаря.

– Не все туда уходят, – возразила Анди, добавляя: – Кто-то станет песком.

Зачерпнула пригоршню, пропустила сквозь пальцы. Падающие песчинки заиграли в свете костра.

– Я лучше на небо, –заявил Жарк, отодвигаясь от троглодки, – чем в вашей пустыне носиться безмозглым песком.

– Это честь, – вступилась за свою богиню девушка.

– Конечно-конечно, – с кислым выражением согласился слуга, ни разу не поверив.

Анди с закаменевшим лицом встала, забрала котелок с остатками еды и направилась в сторону ближайшего бархана.