Мое горло сковывает паникой, я вот-вот разрыдаюсь. Потому что я понимаю, что все это значит. Что говорит его едва слышное хриплое дыхание, и это взгляд… будто на меня и одновременно мимо. Он пострадал очень серьезно.
– Илья… Илья, пожалуйста, – я даже не знаю, что прошу, просто тяну к нему единственную работающую левую руку, чтобы коснуться. Не дать ему уснуть.
Нет! Не вечным сном! Просто… просто потерять сознание!
Он не умрет!
Илья приоткрывает губы и делает протяжный влажный вдох, вздрагивает и я вместе с ним, на его лице такая мука, что вместе с кровью с меня капают слезы.
– Воронов! Ты слышишь? Открой глаза! – я не согласна. Он будто держался из последних сил, чтобы убедиться, что я жива. А теперь перестал стараться. – Не спать! Слышишь меня?
Тянусь изо всех сил и касаюсь кончиками пальцев его щеки, размазываю по ней кровь. Его кожа холодная. Вокруг нас ведь зима, ледяной ветер задувает в разбитые окна, снег падает откуда-то сверху и розовеет, приземляясь в кровь.
А она все растекается и растекается лужей под его головой.
– Илья! Не смей умирать! Ты же мне предложение сделал! Ты будешь отцом! Пожалуйста! – дергаюсь, превозмогая боль, тянусь к нему рукой.
Это все звучит как бред, но пусть он зацепится хоть за что-то, ради чего стоит прийти в сознание. Ради чего стоит жить!
Чудом хватаюсь за воротник рубашки, дергаю на себя, чуть встряхивая. От старания хриплый стон вырывается вместе с дыханием.
Илья медленно и с трудом приподнимает слипшиеся ресницы, его зрачки большие и темные, но не от гнева, как было раньше. Его взгляд словно уже не со мной, но я чувствую касание пальцев на своем запястье.
– Вот так! – вцепляюсь сразу же в его чуть приподнятую руку, – держи меня. Держись! Я сейчас! – панически оглядываюсь. Надо позвать на помощь! Должен же здесь хоть кто-то быть!
Я не понимаю, где находится машина, вроде бы не на дороге, но откуда-то льется очень яркий свет, будто от фар другой машины. Он так слепит меня, что все, что за бывшим лобовым стеклом это черные тени на фоне ослепляющего белого пятна.
Дальний свет.
– Помогите-е-е! Кто-нибу-у-удь! – кричу что есть сил, но это негромко и сипло, грудь так сдавливает ремнем, что я толком вдохнуть не могу.
Но я чувствую, как вздрагивают пальцы Воронова на моей руке.
– Помогите! Мы зде-е-есь! – мне кажется, или я слышу голоса, рядом есть какие-то люди, нас обязательно найдут. Нам помогут! Ему помогут!
– Ли…на, – еле слышный выдох.
– Я здесь, я с тобой, – сжимаю его слабеющую руку, – держись, не отпускай меня. Сейчас придет помощь.
– …лю.
– Что?
– Лю… блю… – короткий вдох, – вас…
И сейчас я вижу, что смотрит он прямо на меня, не мимо, уверенно держит взгляд. Ровно одну секунду. А потом вдруг снова плывет, ресницы дрожа начинают опускаться, будто он изо всех сил борется со сном.
– Нет. Нет. Нет! Илья! – пытаюсь дергать его за руку, но почти не могу сжать, не достаю. Его пальцы соскальзывают с моих. – Пожалуйста! Держись! Я тоже тебя люблю! Прошу тебя! Илья! Ты должен стать папой! Ты должен быть живым! Останься! – я паникую, я вижу, как он уходит, прямо у меня на глазах! Я так не хочу!
– Я согласна! Я согласна! Воронов, ты слышишь! Я согласна! – это уже не просто слова, я рыдаю, слезы текут из глаз и падают вниз, прямо на его лицо, и это теперь его слезы. Чертят чистые дорожки на красном. – Илья!
Я умираю заживо, подвешенная над любимым, который не может остаться, он словно тает в моих руках. А я вишу и ничего не могу с этим сделать! Я наказана самым страшным образом, что мог со мной случиться!