К семи утра, как раз когда Тамаре пора было собираться на работу, у Насти снова поднялась температура. Тамара уговорила её съесть сосиску с отварными макаронами, щедро сдобренными сливочным маслом, и дала ещё одну таблетку цитрамона, но оставлять девочку дома одну побоялась и позвонила начальнице, чтобы отпроситься.

– …Не оставлять же больного ребёнка, Светлана Кирилловна, – закончила Тамара своё недолгое объяснение. В целом та давно была в курсе ситуации с Настей.

Начальница помолчала, раздумывая.

– Ты понимаешь, Тома, что сегодня пятница? – когда она наконец ответила, голос её звучал устало. – Они все сегодня припрутся – кто за пенсией, кто посылки получать, кто письма отправить. Четыре дня сидят, на пятый спохватываются, чтобы не оставлять на следующую неделю. Народищу под вечер будет как на Страшном суде.

Когда начальница упоминала Страшный суд, это означало, что уговорить её будет непросто.

– Светлана Кирилловна, да как же я ребёнка одного оставлю? – не сдавалась Тамара.

– Матери её родной отдай, пусть с ней родная мать сидит, – настаивала начальница. – Это что, твой ребёнок, что ли? А если с ней что случится? Кто тогда отвечать будет? Соседка на тебя ещё и заявление напишет, затаскает по всем инстанциям. Это сейчас ей наплевать, где она и что с ней, а как что случится – сразу примется искать виноватых. Тебе оно надо?

– Да типун тебе на язык, Светлана Кирилловна! Что ты такое говоришь!

– Да мало ли что у неё, – гнула своё Светлана. – Может быть, у неё грипп или вообще… этот, новый… ну как его там… коронавирус. Нам что, в таком случае всё отделение на карантин закрывать придётся? Люди куда пойдут получать, на Кима? Вот нам там спасибо скажут. Особую благодарность тебе выпишут.

– Нет у неё никакого коронавируса, Светлана Кирилловна, – урезонивала Тамара. – Ну откуда он у неё возьмётся, ты сама подумай. Да и никто сейчас по нему на карантин не закрывает, плюнули уже все. Застудился ребёнок, ходит в пуховике на рыбьем меху и старых ботиночках по мартовской слякоти. Одёжку её на помойку уже давно пора. Ноги промочила и простыла, долго ли умеючи…

– Я тебе как есть, так и говорю, – отрезала начальница. – О тебе же беспокоюсь, Тома. С ней что случится не дай Бог, а тебе потом отвечать – скажут, что ты ребёнка у законной матери выкрала. А это, между прочим, уголовная статья, и никто не посмотрит, что её мать алкашка, она для суда – в праве, а ты никто. Ты об этом своей умной головой не подумала? Ладно бы во вторник или в среду отпрашиваться приспичило, а тут – в самом конце недели. Нам с этим столпотворением одним разбираться. Я понимаю, если бы у тебя собственный ребёнок заболел, а тут-то что…

– А я её насовсем к себе забираю, – секунду назад собиравшаяся сказать что-то совсем другое, отчаянно соврала Тамара и тут же подумала: это решено окончательно, девочку она заберёт к себе, тут и думать больше нечего. Напишет на соседку заявление, чтобы прав лишили. Подписей, если нужно, от жильцов насобирает. Соседи её уважают, заступятся. И мелкую, Вику, тоже к себе возьмёт. А если соседка упрётся или опека откажет, тогда она письмо напишет хоть бы и в передачу на Первый канал, они уж точно помогут.

– А как же… – удивлённо начала начальница. – Мать-то её как же?

– Отказалась она от неё, – уверенно сказала Тамара.

– То есть как это – отказалась? Да разве же по нашему законодательству так можно? Вот бесстыжая, – всё ещё не до конца поверив в услышанное, протянула начальница. – А ты, значит, к себе её взять вознамерилась?