Вчера вечером думала о Кореневой, представляла ее себе – интересной, хорошенькой, изящно одетой, веселой и радостной, и рядом поставила себя – зеленую, истощенную, некрасивую, и опять скверное, завистливое чувство охватило душу, и ревность к Вас. – не знаю почему, [откуда. – вымарано].
Ведь он мне сам как-то говорил, что она ему не нравится, – и вдруг откуда-то – ревность…
А впереди работа, много работы.
Господи, Господи, очисти мою душу, помоги мне жить!
Понемногу успокаиваюсь.
Легче значительно.
Завтра, быть может, Вас. будет уже в Москве. Завтра…
Сейчас я улыбаюсь…
И как-то странно…
Я все еще не могу одуматься, не могу собрать мысли в порядок…
Вчера я думала о нем, о нашей встрече, и в первый раз за все время сообразила, что этот месяц нам, вероятно, редко придется видеться: ведь дни Нина Николаевна [Литовцева] здесь. Ему совестно будет лгать, опять, как тогда, в Петербурге, «стыдно будет устраивать себе празднички», когда рядом – живая душа раздирается и единственный близкий человек – он.
Да, Господи, Господи, как мне страшно!
Работать надо, работать!
Опять перезвон колокольный…
Мир и утешение сходят в душу [вместе. – вымарано] с этими [слово вымарано] звучными торжественными ударами.
Горят лампадки…
Вместе с мамой вошел какой-то уют в комнаты.
Все приняло опрятный, более жилой вид.
Милые старички. Так трогательно было смотреть на них – когда неожиданно вошла мама и папа нежно прижался губами к ее руке…
Я едва удержалась, чтоб не разреветься. Какие нервы отвратительные!
Боже мой, Боже мой, как жить дальше?
Вчера я целый день едва сдерживала себя, и от каждого слова, обращенного ко мне, готова была рыдать…
Плоха, плоха, Алиса Георгиевна!
Сейчас много пели с мамой. Голос звучит удивительно хорошо… Такой стал плотный, [слово вымарано] густой. Эх, теперь бы только подобраться как следует, встряхнуться – и почувствовать, что мне 19 лет324…
Ведь у меня жизнь впереди!.. Жизнь! Целая жизнь!
А я ною…
Опять пошла немного прогулялась.
Вечер душный, знойкий, луна, звезд много.
Ходила по Спиридоновке…
Тихо там, народу мало, славно…
[6 августа 1907 г.]
Утро.
Думаю сегодня выйти днем на улицу. Вид хотя и скверный, да уж все равно…
Боже мой, Боже мой, вероятно, завтра увижу Вас.
Мне противно перечитывать свои дневники за гимназические года. Сколько там пошлостей, Боже мой, Боже мой.
Какое вечное огромное спасибо Вас. и театру! От какой ямы они меня спасли…
Вид ужасный. Не знаю, как показаться завтра в театр. А пойти надо – узнать, что и как.
Страшно как-то…
К Вас. звонилась по телефону – говорят, не приезжал еще, хотя, может быть, он нарочно распорядился так, чтобы не очень надоедали…
7 [августа 1907 г.]. Вторник
Убийственное состояние. Я – в отчаянии. Вид отвратительный. Сегодня часам к 4 пошла в театр. Вендерович при виде меня пришла в ужас. Поговорила немного с ней – и скорее бежать.
Завтра пойду в театр с утра. В 11 часов приемные экзамены.
8 [августа 1907 г.]. Вторник
4 часа.
Была в театре. Все нашли, что похудела я страшно. Конечно, кажется так оттого, что я выгляжу скверно. Нос – толстый, а вообще – некрасивая. Слава богу, что Вас. нет…
Завтра пойду непременно – назначен публичный приемный экзамен.
Только бы Вас. не было.
Сегодня в 7 часов – прием сотрудников.
Хочется пойти, хотя еще не знаю.
Немного прибралась в комнате.
Развесила свои гравюрки, расставила портреты. Стало уютнее, лучше. Настроение тревожное, неопределенное. Боже мой, Боже, какой пустяк играет иногда важную роль в известные периоды жизни…