] все мои сокровища.
Там пунцовые розы [две строки вымарано] и много-много всяких [других. – вымарано] мелочей…
Там целая кипа моих милых нелепых тетрадочек. Над которыми я и плачу, и смеюсь, когда перечитываю…
Много там…
А сколько пережито в этой маленькой уютной комнатке…
Сколько отчаянья, слез, радостного смеха видели эти стены…
Там все мне так дорого…
Все – родное…
В Москву, в Москву!
Иду спать.
Прощай, дача!
Новая жизнь начинается!
3 августа [1907 г.]. Пятница
Москва
Грохот извозчиков с улицы, шум голосов, смех. Я у себя за столиком…
Чувствую какую-то странную усталость, и как-то не по себе…
Не то что-то…
Сегодня уже была репетиция317…
Репетиция… Как-то странно звучит…
Как скоро, Боже мой, как идет время!
Мне грустно сейчас. Мне жаль чего-то, что прошло…
Завтра идти в театр…
Странно… сейчас думаю об этом и не ощущаю никакой радости.
4 августа [1907 г.]. Суббота
Оказывается, была не репетиция, а читка.
Сегодня назначено опять.
Не хочу идти…
Лицо такое ужасное, что страшно показаться… На носу красное пятно, глаза усталые, вид опущенный.
С восторгом бы уехала на эти 2 дня на дачу, да едут Дивовы318 и Маня319– тоже не радость толочься все время в народе… Лучше уж останусь здесь и до вторника не буду показываться на улицу. Ко вторнику, может быть, пройдет. Жаль, что Варвара Николаевна320 будет эти 2 дня здесь, горько мне сейчас… Тяжело… Так рвалась в Москву – и вот с первых же минут горе, разочарованье… Когда, проснувшись утром, я поглядела на себя в зеркало, – мне хотелось разрыдаться…
Не знаю, может быть, это глупо – но не могу я показаться на глаза кому-нибудь из наших такой ужасно неинтересной… Не могу… Пусть это ложно, глупо… Сил нет…
Ужасно тяжело, нестерпимо!
За что, Господи, за что?!
Опять тупая вся от боли…
Звонилась по телефону к тете Вале, думала от нее узнать какие-нибудь новости.
Но она сама не была еще в театре и знает только, что поженились Бурджалов с Савицкой321, что женился Вахтанг [Мчеделов] на какой-то француженке322 и что Коренева здесь уже, приехала из Швейцарии и очень хорошо выглядит – вот все, что узнала от нее.
Нет, я положительно с ума сойду!
В такие минуты жизнь теряет для меня всякий смысл, всякую цену. Мне не страшно умереть.
Господи, за что?
Колокола звонят…
Мне грустно… Так болит душа!
Господи, не оставляй меня!
Пошли мне силы все перенести!
Дай мне мужества!
Я хочу быть сильной, стойкой!
Сейчас прошлась немного по улице… Душно…
Вспомнилась лавочка над обрывом, сосны ласковые, и сердце сжалось тоскливо…
«Там хорошо нам, где нас нет…»
С каким бы восторгом я уехала сейчас вон из Москвы, за тридевять земель.
Я гадкая, завистливая, от этого мне еще тяжелее жить.
Накануне моего отъезда из дачи шарманка жалобно выводила перед террасой – марш из «Трех сестер». С ним уезжала из Москвы, с ним и обратно вернулась323. Это что-то роковое.
5 августа [1907 г.]. Воскресенье
Вид немного лучше.
Но синяки под глазами – ужасные.
Настроение покойнее немного.
Приехала мама.
Напугали ее папиной болезнью, и она прискакала сегодня сама не своя. Я как-то мало беспокоюсь за папу – по-моему, пустяки, легкое засорение кишок и больше ничего…
Ах, Господи, Господи, вот уж правда, человек предполагает, а Бог располагает.
Думала ли я, что придется так проводить время в Москве.
Сижу – вся растерзанная, распущенная, некрасивая, боюсь нос высунуть на улицу, чтоб только не встретить кого из наших.
Тоска, боль внутри, и даже думая о встрече с Вас. – не ощущаю живой радости.
Так как-то тупо [все внутри. –