,
И опять от 3 августа. Осень до285
[Ряд листов в начале тетради вырван.]
23 мая [1907 г.]. Москва
После Петербурга286
«Есть какая-либо гармония в наших головах?»
«Ну нет, ты хорошенькая, – а я – морда порядочная…»
Рассмеялись…
Потом я прилегла на кровать отдохнуть, а Вас. сел у моих ног…
Говорили…
Собрался уходить…
Я возмутилась…
Опять что-то поднялось внутри.
«Не пущу, пойду за тобой, или ты сиди у меня…»
«Надо идти, прощай, милая, жена ждет, не могу…»
Опять горечь… жена…
«Я не могу, я тоже пойду, не могу я теперь сидеть одна…»
Едва уговорил меня остаться.
Ушел…
Пришла в себя…
Стала есть апельсины…
Когда у меня подняты нервы, я непременно должна жевать что-нибудь – это помогает…
Поздно легла…
Укладывалась…
Но все еще не было сознанья, что уезжаю…
Потом – следующий день – отъезд.
С утра сидел Пронин287…
Еле выпроводила его к 3 часам.
Вас. пришел в 5 часу.
«На минутку…»
Помню настроение…
Ясный, солнечный день, и на душе – так хорошо – молодо, весело…
Нет ужаса, нет отчаянья…
Опять-таки нет чувства, что уезжаю…
Он вошел – приветливый, ясный, твердый: «Ну, пришел, поцеловались, и до свиданья! Ни одной слезинки…»
«Конечно, видишь, я совсем спокойная…»
Посидели…
«Ну, дайте я посмотрю на вас…» Взяла его голову обеими руками, пристально стала вглядываться.
Хотелось запомнить лицо…
Оно у него всегда какое-то разное… Есть что-то неуловимое, скользкое…
«Ну, скажите мне на прощание что-нибудь, ну что-то необычное».
Остановился, смотрит так ласково, улыбается: «Я тебя очень хорошо люблю…»
«Ну, спасибо…»
Потом еще посидели, так, молча.
Правда, когда прощаешься, то не хочется, не о чем говорить.
Вместо ответа – только прижалась к нему – сильней…
Грусть – тихая охватила всю…
Слезы подступили к глазам…
«Не нужно, Аличка…»
«Нет, нет, не будет, мне хорошо…» И правда, ясно сделалось на душе…
«Вы должны утешаться тем, что я, как никто, умею любить на расстоянии, носить в душе…»
Пора идти…
«Думайте обо мне хоть иногда…»
«Боже мой, да всегда, всегда…»
Еще – последний поцелуй…
Щелкнула задвижка в парадной двери…
Звук отозвался в сердце как-то резко, точно кольнули чем-то…
Перекрестилась…
Ехать пора…
Последний раз оглядела комнатку…
Солнце…
Черемуха на столе…
Бледные, ласковые, скользящие лучи играют на стене…
Голос хозяйки откуда-то…
Смех детей со двора…
Все так знакомо, так привычно, так дорого…
Диванчик…
Сжалось что-то внутри…
Быть может, кто-то еще, какие-то двое, будут сидеть здесь, говорить, молчать…
Боже мой, как страшно дорого все это, почему нельзя хотя бы один вот этот диванчик увезти с собой…
Ведь с ним связано так много…
Как ярко, на один момент промелькнули все эти последние дни…
Что-то болью сжалось внутри…
Ну, пора, пора…
Сердце забилось…
Хозяйка говорит что-то через дверь, боится, что опоздаю…
Еще, еще один раз…
[Окинула глазами комнату. – зачеркнуто.]
Оглянулась кругом…
Как все здесь дорого, как дорого!..
Ну, иду…
Невский…
Последний раз…
Нарядный, солнечный, яркий…
Движение…
Веселые лица, все обрадовались хорошему дню…
Весна…
Последний раз…
Читаю вывески магазинов… по привычке…
Вглядываюсь в идущих навстречу – нет ли знакомых…
Вокзал…
Надо найти Вендоровичей288…
Машинально бегаю всюду – нигде не видно…
Несколько раз встречаю [Подгорного289]. Каждый раз он спрашивает: «Не видели Качалова?»
«Нет», его нет…
Вещи в вагоне…
Хожу быстро взад и вперед по перрону…
Глаза жадно ищут в толпе – знакомую голову…
Мысли путаются…
Одно только, одно…
Увидать его еще раз!!!
Непременно…
Во что бы то ни стало увидать!
Первый звонок…
Сердце бьется, стучит сильно, сильно…
Я должна его увидеть…
Еще раз… Один последний раз!