] причудливой верхушкой и думает мрачную думу…

29 мая [1907 г.]

1 час дня.

[Два слова вымарано.]

В окно легкий ветерок…

Ласковый, шаловливый, скользит между ветками ландышей, приводит в трепет нежные, словно из воска, чашечки, и, ароматный, разливается кругом, забирается всюду, во все уголки…

Он здесь, он со мной… тут… Глядит ласково, хорошо из‐за склонившихся тонких веточек. Дорогое лицо…

Смотрю и оторваться не могу…

И встает, как живой, он весь…

Здесь, со мной…

Я чувствую его…

Чувствую его близость…

Все мне говорит о нем.

Все поет о нашей любви.

Щебечут птицы…

Шепчет ветер…

Таинственно прислушиваются сосны и ласково кивают мохнатыми, пушистыми ветками…

Солнце бросает яркие знойные лучи…

Он здесь…

Здесь, со мной…

Нас двое…

Двое тут, в этой комнате, и никто не знает, никто не подозревает об этом. Мы вместе…

Да разве мы разлучались когда-нибудь?..

Разве я бывала когда-нибудь одна?..

Нет – всегда в душе я носила его образ, всегда мы были вместе…

Любимый мой, единственный!

Всегда, всегда…

Всюду ты со мной!!

31 мая [1907 г.]. Четверг

Ветер за окном [слово вымарано] рыдает, дождь [слово вымарано] стучит по крыше, сосны темные, угрожающе нахмурились, поникли с грустью. Печальное небо в обрывках серых туч…

Тоскливо…

Сердце сжимается…

«В Москву, скорее в Москву!»

Два месяца!

12 дней прожито…

Уже…

Осталось больше…

Там, потом, последние 2 недели [это. – зачеркнуто] пустяки: сборы, волнение, радость близкой встречи.

Только бы вот это «вчетверо больше», значит 48 дней, скорее бы прошли…

Боже мой, 48 дней.

Ведь это ужасно много!

1 июня [1907 г.]

½ 12‐го ночи.

Погода убийственная. Дождь, слякоть, сырость…

День тянулся без конца…

11 дней прошло с возвращения из Петербурга.

Это – много. Пронеслись незаметно.

Два месяца…

Ах, скорей, скорей!

Скоро я, вероятно, начну высчитывать часы и минуты.

Что там «у них»293?

Так же мрачно или, напротив, солнышко светит?

Почему-то сейчас представила себе Васичку в какой-то комнате, в большом кресле в углу – с закинутой вверх головой. В руке папироса…

Кто-то, здесь уже, играет на пианино…

Он сидит, слушает и [думает. – зачеркнуто] вспоминает маленькую любящую «девочку»…

Сегодня я много думала о нем. Живо вспоминала Петербург, его посещения.

Закрывала глаза, чтобы вид комнаты не [слово вымарано] разбивал иллюзии, и так ясно переживала опять это томительное чувство ожидания. – Вот, вот раздастся стук [в] дверь… [слово вымарано] И душа волновалась, как тогда, в те памятные дни…

А потом [отрывалась. – зачеркнуто] оторвалась от грез и [сделалось. – зачеркнуто] стало грустно-грустно, и такое чувство [было. – зачеркнуто] охватило, точно это никогда не повторится, прошло безвозвратно, было – и нет.

2 июня [1907 г.]. Суббота

6 часов дня.

Сегодня приедут из Москвы…

В душе где-то живет надежда, что привезут письмо.

Письмо от Вас.!

Боже мой, если бы он знал!

Ведь это сделало бы меня счастливой на сколько времени!

Люблю тебя, люблю, мой родной, мой единственный!!!!!

4 июня [1907 г.]

1 час дня.

Нет письма… Нет…

Опять, как тогда в Петербурге, когда несколько дней подряд я напрасно ждала его, – опять шевелится обида в душе [и снова ужасно. – зачеркнуто]. Неужели он не понимает, с каким трепетным волнением жду я [весточки. – зачеркнуто] его письма?!

Хоть бы одно слово!

Грустно – грустно!

Сегодня встала утром с тяжелыми, мрачными мыслями, с мрачной душой…

А на дворе – солнце, свет, радость… Э-эх!

А все-таки не действует на меня природа так, как раньше.

Я часто вспоминаю «17 [версту]»…

Это страшное упоенье красотой зелени, неба…

Когда каждая травка, каждое деревце трогали и волновали какие-то струнки в душе…